Защити меня

Николаева Юлия Николаевна

— Думаю, ничего, — сказала в итоге, вставая. — Следите лучше за машиной.

Я пошла к выходу, уже обулась, когда женщина додумалась спросить:

— А вы собственно, кто?

Я посмотрела тупым взглядом. Нашлась не сразу.

— Подрезала меня эта машина, — ляпнула в итоге, — ночью на районе. Спасибо за помощь.

Вышла из дома, быстрым шагом прошла к торговому центру, обхватив себя за плечи. Тут было людно, потолкавшись среди толпы, я устроилась в кофейне за маленьким столиком в углу. Нужно было как-то собраться с мыслями, получалось плохо. То и дело звенел

колокольчик над входной дверью, я бросала в ту сторону взгляды, подспудно ожидая увидеть Андрея. Но он не шел. И не придет.

Если он считает, что я могу вывести его к компромату, лучше не высовываться. Подождать, пока я переварю полученную от Жильцова информацию и, возможно, начну действовать. Я усмехнулась, проведя пальцем по ободку уже пустой чашки, собирая на кожу остатки кофе с краев. Потерла пальцы друг об друга. Андрей не учел одного: я больше не та девчонка, которую штормило из стороны в сторону, которая не умела сдерживать своих эмоций, действовала импульсивно.

И даже если бы у меня действительно что-то было, я бы не побежала сейчас за этими бумагами. Но у меня ничего для него нет, совсем ничего. А это значит, что он скоро поймет: я ему не нужна — и все закончится.

Из кофейни я вышла в половине одиннадцатого. Маршрутки в такое время ходят редко, я просто двинула в нужном направлении. Шла минут двадцать, прежде чем мимо проехала моя, тормознула, села к окну в конце пустого салона, прижалась лбом к стеклу. Я боялась идти туда, боялась, и не могла откладывать. Слишком больно, лучше сразу, чем жить в ожидании, надеясь, что обойдется. Не обойдется. Никогда не обходилось, с чего бы вдруг сейчас, правда?

Жильцов был прав: если бы я могла только соображать нормально тогда… Нет, не так. Если бы только я могла допустить на мгновенье такую мысль, картинка бы сложилась быстрее и была не такой, как тогда. Просто я не могла допустить ни одной подобной мысли. Тогда не могла.

Один гудок, второй, третий. Я нервно выхаживаю по квартире, кусая губы. Не могу в себе это держать, не могу.

— Да, — отвечает Мирон, я облегченно выдыхаю.

— Мирон, я уезжаю.

— Что? Куда? — в его голосе сразу появляются тревожные ноты.

— Лука засылает меня в какую-то Акуловку, — я прохожусь по квартире, хватаю сумку, вещи я так и не собрала. — Мирон, я боюсь.

— Это из-за тех бумаг, что он купил?

— Да. Он очень нервничает, убеждает меня, что все хорошо, но я же вижу… Постоянно где-то, а я тут одна, я и так с ума схожу, Мирон! А что я буду делать в этой чертовой деревне?

— Он что, не едет с тобой?

— Обещает приехать завтра или через пару дней. Я боюсь его оставлять…

— Он большой мальчик, Даш, знает, что делает. И он заботится о твоей безопасности…

— Боже,

да ничего он не знает, — я в сердцах бросаю сумку. — Он купил этот чертов компромат и теперь не понимает, что с ним делать! За ним уже наблюдают, понимаешь? Я буду выбираться в эту деревню не пойми какими путями!

— Я надеюсь, он не дал тебе бумаги?

— Нет. Нет, — я нервно смеюсь, — Мирон, он так испуган, он сунул их курьеру Давида, который привез кокаин. Он совсем не знает, что делать, понимаешь? Как он будет разбираться с этими бандитами?

— Даш, — Мирон выдыхает, — успокойся. Если Лука сказал, что разберется, значит, так и будет. Ты должна ему верить и не мешать. Думаю, волноваться еще за тебя ему сейчас ни к чему. Поезжай в Акуловку и сиди там.

— Черт, у меня вторая линия, я перезвоню, Мирон, — скидываю друга, отвечаю Луке.

— Даш, водитель подъехал, спускайся.

— Да, хорошо. Лука… — Я сжимаю телефон крепко-крепко и зажмуриваюсь. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, малышка.

Возле подъездной двери я замерла в нерешительности. Даже думать себе запрещала всю дорогу, потому что боялась, меня накроет так, что я не смогу сдержать истерики. А сейчас надо как-то собраться, чтобы быть сильной перед этим человеком.

Я вздохнула, беспомощно оглядываясь по сторонам. Неужели правда? Неужели? Или все-таки я просто глупая дура, которую легко вывести на эмоции, чем и воспользовался Жильцов? Только вот поверить в это было сложно. К чему ему говорить со мной об этом всем, по-прежнему вопрос, но то, что в его словах есть рациональное звено, я уже не сомневалась. Мне просто не хватало некоторой информации для полноты картины. А уж после нее по ходу можно будет пойти и повеситься.

Ключей с собой у меня не было, и это тоже была своеобразная отсрочка. Я стояла у подъезда, не решаясь набрать цифры на домофоне, дверь, пискнув, открылась, появилась девочка с собакой, они живут на последнем этаже. Узнала меня, поздоровалась, но посмотрела с удивлением. Да знаю я, что выгляжу хреново, знаю. Выдавила улыбку, придерживая тяжелую холодную дверь.

Медленно поднялась на этаж, нажала кнопку звонка, шагов не слышала, зато почти сразу раздался звук отодвигаемой щеколды.

— Даша, — выдохнул Мирон, — господи, Даша!

Он втащил меня в квартиру, прижал одной рукой к себе, носом утыкаясь в макушку, второй закрыл дверь, запер. Я отметила это машинально. Так будет безопасней, правда ведь? Безопасность наше все.

— Я так боялся за тебя, Даш, — теперь он обнимал меня двумя руками, бормоча мне в волосы слова, — ты пропала, я не знал, что и думать. Как хорошо, что с тобой все в порядке.

Все в порядке? Сомневаюсь.

Глава 27