Защити меня

Николаева Юлия Николаевна

— И мама балерина не знает, что ты жив, да? — Он качнул головой. Не знает. — Больно это, Андрей. Терять тех, кого любишь. Ты бы ей хоть весточку послал.

Я встала, пошла в комнату, переоделась в джинсы и майку. Андрей появился следом, хмуро меня оглядел.

— Хочешь куда-то поехать?

— Мне некуда. Просто пройдусь.

Он кивнул, ничего больше не сказал.

Я гуляла, гуляла много, бесцельно бродила по парку, наворачивала круги все те дни, что ждала документы. С Андреем мы почти не говорили, я перебралась в гостевую комнату,

и между нами, конечно, ничего не было. И не могло уже быть. Я привязалась к человеку, которому не была нужна, и это только моя ошибка. Надо просто смириться с мыслью, что он тоже исчезнет, вот и все. Теперь это уже не так сложно — смиряться.

Утром на третий день были готовы документы и продуманы пути отступления. Я поехала к Мирону. Он был дома, выглядел плохо: бледный, под глазами круги. Но дверь открыл и смотрел на меня неверящим взглядом.

— Вот, — я положила на стол документы, когда мы прошли в комнату, он взял, нахмурившись, просмотрел, потом поднял на меня взгляд. — Жильцов не оставит так дело, Мирон. Они будут копать и рано или поздно докопаются до тебя. Да и вообще, опасно тебе здесь оставаться. Уехать так, чтобы не отследили, тебе помогут.

Он с полминуты молчал, глядя на меня.

— А ты? — спросил потом.

— У меня все будет нормально.

Хуже уже все равно некуда.

— Ну что, деньги у тебя есть, я так понимаю? Осталось только отправиться в долгую счастливую жизнь.

— Даша…

— Не надо, Мирон. К сожалению, я не могу начать тебя ненавидеть. Не могу желать тебе смерти. Не могу перестать любить. Ты протащил меня через детдом, ты помог мне остаться в нем человеком. И после всегда был рядом. Но есть вещи, которые не прощают. Поэтому лучше нам сейчас разойтись. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

Я заплакала, позорно так, хотела сдержаться, но это оказалось сильнее меня. И Мирон заплакал. Мне хотелось обнять его, как раньше, и от этого было еще тяжелее. Потому что как раньше уже не будет. Пепел там, один пепел теперь.

— Хорошо, — кивнул Мирон, стер слезы. — Я уеду, Даша.

Мы помолчали, стоя у стола. Надо было уходить, а я не могла, смотрела на него, словно запоминала. Из сердца вырвала, а выкинуть никак не могу. Черты его лица, ставшие резкими за эти дни, врезались в память, я понимала: я запомню его таким вот, каким он был в последнюю нашу встречу.

Запомню таким, но вспоминать буду того мальчишку, что улыбался только мне. Редко улыбался, и его красивое лицо тогда становилось еще красивее. И улыбка всегда меня ободряла, помогала идти вперед. Даже тогда, когда хотелось сдохнуть. Даже тогда.

Я все-таки не выдержала, подалась вперед, обхватила его плечи, крепко прижалась, вдыхая такой знакомый запах, почувствовала его объятья. Вырвалась, покачала головой, сквозь пелену слез его изображение теперь было размытым, нечетким.

— Надо идти, — сказала, отворачиваясь, он промолчал.

Пока одевался, я зашла в свою

комнату. Огляделась: она была такой, какой я оставила ее в день ухода. И уже не была мне родной. Я отчетливо понимала, что не останусь тут жить, когда вся эта история закончится. Открыла шкаф, осмотрела полки, вешалки, закрыла. Ни к чему собираться. Совсем ни к чему.

Мирон появился на пороге комнаты в джинсах, футболке и с рюкзаком за спиной. Мы встретились взглядами.

— Что ты будешь делать с компроматом? — спросил он.

— Отдам тому, кому он нужней.

Мирон вздернул в недоумении брови.

— Кому, если не секрет?

— Есть один человек. Познакомились недавно.

— У тебя появился мужчина, да?

Я усмехнулась.

— Ага. Он у меня появился, а я у него нет. Долгая история. И не очень интересная.

Мирон посверлил меня взглядом, таким понимающим, каким только он и умел. Я уклонилась, отвернулась.

— Ты влюбилась что ли, Даш? — тихо спросил он. Я обхватила себя за плечи, продолжая убегать взглядом.

— Мирон, я же сказала: все это не имеет никакого значения. Идем.

Быстрым шагом прошла мимо него, успев поймать растерянный взгляд. Влюбилась… Ничего я не влюбилась, глупость какая. Невозможно влюбиться в человека за такой короткий срок, тем более пребывая в тех обстоятельствах, в которых мы пребывали.

— Ладно, есть еще вопросы, — сказал Мирон, я остановилась, обернулась, глядя вопросительно. — Этот человек… Он будет использовать компромат?

— Какая разница? Ты будешь в безопасности.

— А ты?

— Я тоже уеду.

Он молчал, в глазах стоял вопрос. Я вздохнула, отворачиваясь.

— Я понял, — сказал Мирон, кашлянув. — Жильцов может знать о происходящем? Ты копалась в смерти Кристины.

Я поколебалась.

— Да, наверное, он может о чем-то догадываться. Андрей сказал, что обеспечит нам безопасность. Нам обоим. Он хотел, чтобы ты съездил за компроматом без меня, но я не согласилась.

— Хочешь все проконтролировать, — усмехнулся Мирон. Я снова промолчала.

— Мы поедем с его человеком, он оторвётся от слежки, если это понадобится. Андрей остался в офисе, чтобы не вызывать лишнего интереса.

Мирон кивнул.

— Ну что ж, пошли.

Внизу нас ждала машина.

— Надо за город, — сказал Мирон, назвал адрес, который мне ничего не дал. Впрочем, я не удивлена уже, что у него много тайн. Но все-таки спросила:

— Что там?

Он помолчал, глядя в окно.

— Там моя мать жила с отчимом. Они квартиру продали и купили маленький дом. Они оба умерли. Дом вроде как мой, хотя по документам за мной не числится.

Я немного помолчала.

— Ты общался с ними после выхода из детского дома? — спросила его. Сейчас мне с болью подумалось: не так уж много я о нем знала, как думала, прав был Андрей. Наша близость казалась таковой только мне. Видимо, я так и останусь человеком из категории «а он обманываться рад».