Защитник и Освободитель
Шрифт:
— Истинно так, — удивился Пирк, думая «Варвар в этом разбирается?».
— Разбираюсь, господин секретарь, — кушинг вздрогнул от неожиданности, — мысли не читаю, но за лицами слежу внимательно, — сказал с легкой усмешкой, — и я обязательно выучу ваш язык и письменность.
Наверное, излишне упоминать, что все разговоры велись на гелинском, на этом так сказать «языке межнационального общения».
Новый князь измучил секретаря, засидевшись до первой ночной четверти.
— Значит так, я вернусь через семь дней, — сказал он перед уходом в спальню, куда его уже неоднократно звала жена, — ты мне понравился,
Пирк важно кивнул.
— Обязательно ищи координаты, но об этом не распространяться. Понял?
— Понял, князь. Смею заметить, что много теперь ненужных, — на этом слове сделал явный акцент, — астральных координат лежат в гильдии.
— Вот именно, — подтвердил Рус, — ненужных. Ты справишься? Не торопись, дело серьезное.
Секретарь ответил через долгий статер раздумья.
— Полагаю, у меня получится… по крайней мере, секретность соблюсти сумею, если раздобыть не удастся.
— Надеюсь, уважаемый Пирк. Я пошел к жене и настоятельно рекомендую ближайшие семь дней туда не заходить. Хорошо?
«Без сомненья „тропа“! Находили координаты большой спальни! И это варвар — этруск, тупой воин!?», — удивленно подумал секретарь, но словами просто подтвердил приказ:
— Будет исполнено все в точности, князь!
Как ни хотела Гелинии испробовать шикарную кровать в «общей» спальне князя Ринга (были у них с женой еще и личные спальни), но Рус торопился и супруги «провалились» в сад «Закатного ветерка». Понятливая супруга, горько вздохнув, ничего не сказала.
В Кушинаре они встретились там же, где и планировали — в комендатуре.
Слова «Именем Эрлана Первого» сильно ускоряли военную бюрократию. Ну а когда Гелиния призналась коменданту города, что является женой Руса Четвертого, тогда вообще все дела заскользили как по маслу. Пангирров полностью амнистировали, выдали пергамент с разрешением кочевать на их излюбленных пастбищах и, конечно, приглашали в любое время посещать Кушинар, где скоро построят храм Геи. Кроме того, подлечили всех раненых и хворых, выдали продовольствие и даже деньги на покупку скота. Задержаться в городе они отказались и буквально на следующее утро покинули своё временное пристанище — казармы кушинарского гарнизона, где ставили шатры.
Аграник обиделся, когда от простых воинов-этрусков узнал, что посвящал его род Гее не абы кто, а сам Сын Френома, который и вправду одновременно был посвящен Величайшей.
— Что же он там, на дороге не признался! — возмущенно воскликнул он в кругу близких. Умом понимал объяснения Влады и Фарика, но сердце не принимало:
«Кругом ложь! Даже дети богов — лгут! В степь, как можно скорее!», — молод он был для вождя, горяч и наивен.
Ровно через семь дней, Рус, одетый как типичный кушинг, причем небогатый — опоясанный простым кушаком без изысков, вышел из большой спальни, кивнул паре невозмутимых воинов-этрусков и спустился в секретариат. Поздоровался с удивленным Пирком и велел немедленно звать сюда Гильдейских старейшин. Секретарь и верил — и не верилось. Теперь убедился: божий — не божий сынок — неизвестно, но искусный маг — это точно.
Пока они собирались,
— Ладно, за карты засядем, когда торгаши уйдут. Сказали, что я — сын Френома? Это правда, но с небольшим уточнением — пасынок. Для этрусков это не имеет значения…
— А для тебя, князь? — вдруг спросил Пирк.
— Смелый? — в ответ на прямой взгляд Руса секретарь занервничал, — больше умный, чем смелый, но и храбрости не отнять… в достаточном количестве, — заключил «божий сынок».
— И мне без разницы рожден я Им или усыновлен, — Рус все-таки соизволил ответить «доверенному» лицу, — главное я знаю, что могу многое. Устраивает ответ?
— Более чем.
— Теперь по делу. Как я понял из твоего доклада, дел собственно и нет, всем заправляет Гильдия, о чем я догадывался. Надо это менять… — и выдал длинный список распоряжений.
— Кхм, — смущенно кашлянул Пирк, — Гильдия будет недовольна, а значит…
— Сколько ты от них получаешь? — перебил его князь.
Секретарь громко сглотнул, но ответил честно:
— В три раза больше официального жалованья. Остальная администрация только двойной оклад.
— Вот! Не зря я тебя выделил, купцы зазря деньги платить не станут. Но о координатах… — Рус добавил в голос метала.
— Знает только мелкий приказчик их архива, клянусь Гидом! — и покрылся испариной. Сгоряча произнес нечеткую формулировку: вдруг он кому-нибудь рассказал?
— Не должен он языком шевелить, я заплатил ему мелочь, как за пустяк, — сердце секретаря молотило, слова лились сами собой, — Сказал, что мой сын бредит морскими путешествиями и попросил ненужные карты… у них все метки давно были на карты нанесены… а он на самом деле мечтает стать капитаном, это все знают…
— Ай-я-яй! Не надо впутывать богов, они непредсказуемы, по себе знаю, — пожурил его Рус, — после меня тащи координаты домой и отдай сыну. Глядишь, Гидрос учтет твою честность, если тот приказчик все же растреплет. Скажу по секрету, боги иногда прощают невинно нарушивших клятвы. Не вздумай его убивать! Этого точно твой Гид не простит, — «а может и простит», — подумал уже про себя. Но не хотелось начинать свое правление с крови, тем более проблема яйца выеденного не стоит.
Секретность была необходима, чтобы получить все координаты. Рус сильно сомневался, что купцы открыто предоставят их в полном объеме, не утаив многие «важные коммерческие моменты».
— Спасибо… князь! — облегчение накрыло Пирка чуть ли не с головой, и он уже не знал, как к нему обращаться: «Тюлень я, дурак! Надо следить за языком! Но он точно „божественных кровей“, чтобы он о себе не говорил… век буду благодарен… за урок, если живым останусь. Великий Гид, прости, что поклялся твоим именем в суете земной!..».
— Значит так, — подытожил Рус, не обращая внимания на волнение Пирка, — хочешь бери у них деньги, хочешь — откажись, но чтобы все мои приказы исполнил! Я проверю. Назначаю тебя моим заместителем по хозяйственной части, готовь приказ на пергаменте.
— Прости, князь, по какой части? Я не совсем хорошо понимаю гелинский…
— По всем вопросам, кроме военных, — уточнил властитель кушингов. Секретарь понятливо кивнул.
В зале приемов собралось двадцать Старшин Торговой Гильдии — верхушка Совета Купцов, среди которых Рус без удивления узнал Рида.