Защитники людей
Шрифт:
Олег замолчал. На этот раз возражений ни со стороны Двухи, ни со стороны Сомика не последовало.
– Слабость, – заговорил снова Трегрей, – непременная причина такой лжи. Тому, кто силен, по-настоящему силен, – тому, кто поднялся на совершенно иной уровень силы, – нет нужды обманывать себя, ища оправдания собственной слабости. Не случайно постижение Столпа Величия Духа обязательно для получения статуса дворянина.
– А кто его у вас придумал вообще, этот Столп? – проговорил Двуха.
– Придумал? – поднял брови Олег.
– Ну… как он появился?
– Сложился
– А почему у нас не так? – жадно спросил Игорь. – Знаешь, как обидно… Смерть как обидно – почему у нас не так?! Получается, кому-то повезло, а нам – нет. Нашенские дворяне… маленько не такие, как ваши были. Ну, ты читал, конечно, знаешь…
– Вообще-то, такие, – возразил Олег. – Только очень и очень давно. Когда-то и у вас дворянство даровалось за выдающиеся заслуги, по первоначалу в ратном деле. Возможно, имелись и начатки чего-то вроде нашего Столпа Величия Духа. Если предположить, что в древних легендах о могучих богатырях и рыцарях есть доля достоверности. Но в какой-то момент вы свернули на другую дорогу…
– Не в какой-то момент, – сказал Женя Сомик, – а исключительно по причине исторической необходимости. Капиталистический строй сменил феодальный, все просто. Это ж школьный курс…
– Я все же склонен полагать, закат вашего дворянства начался много раньше, – возразил Трегрей. – И развитие производственных и общественных отношений здесь, скорее всего, ни при чем. В капиталистической Японии, к примеру, феодальный тип мышления сохранялся аж до середины двадцатого века, прекрасно сосуществуя с динамично развивающимися экономикой и производством… Напросте, дворянство изначально – служилое сословие. И у вас, и у нас. Все изменилось именно тогда, когда ваши дворяне перестали служить и стали просто жить. В большинстве случаев – в угоду себе. Вам это сложно понять, а для меня в таковом сломе приоритетов очевидно нарочное злое влияние. Этот слом не был естественным витком истории. Он был – искусственным. Насильным.
– То есть, сначала и наша, и ваша цивилизации развивались одинаково… ну, примерно одинаково, – вскинулся Сомик. – А потом почему-то р-раз, и… – не зная, как выразить свои мысли словами, он продемонстрировал такой жест: сложил молитвенно ладони, начал поднимать их вверх и одну ладонь отвел в сторону – как ветвь от ствола дерева.
– Приблизко так, – согласился Олег, наблюдавший за Жениной пантомимой в зеркало заднего вида. – И та кривая тропка, по которой вы идете, все отдаляется и отдаляется от единственно верного пути естественного развития цивилизации. Повторюсь, вам это трудно понять. Вам это кажется досужей небывальщиной. Но… Разве каждого из вас хотя бы единожды не посещала мысль, что этот мир – устроен неправильно и неразумно?
Олег Гай Трегрей замолчал. Ничего не говорили и его спутники. Обочь трассы замелькали одноэтажные домишки, скованные
– Профукали, значит, мы свой шанс жить по-человечески, – проговорил Двуха. – Теперь как у вас у нас уже никогда, что ли, не будет?
– Почему же? – проговорил Олег. – Еще три года назад никто здесь и понятия не имел о Столпе Величия Духа. А теперь… Сколько наших соратников постигло первую ступень Столпа и вышло на вторую?.. И каждый из них способен совершить подвиг. Потому что отчетливо понимает: во имя чего этот подвиг должен быть совершен.
– Выходит, – произнес Женя Сомик, почесывая нос, – у нас новое дворянство зарождается? Такое… правильное. Истинное, вернее. Только что-то очень уж активно это новое дворянство давят…
– Ничего странного, – сказал Трегрей. – Ваша реальность сопротивляется чужеродному для себя элементу. Все так, как и должно быть.
– То есть? – глянул на него Двуха.
– Как формируется истинное дворянство? Элита человечества? Только в условиях излома, серьезного напряжения физических и психологических сил и способностей, при котором каждый потенциальный дворянин непременно должен проявить весь свой ценностный аппарат. Понять и показать, что для него действительно важно, что он считает допустимым и предпочтительным, а на что не пойдет ни при каких обстоятельствах.
– А я вот что вам скажу, – бухнул вдруг Двуха, – давно уже хотел сказать… Пока это новое дворянство формироваться будет – сколько простых человечков сгинет ни за что, а? Таких, как батька мой? Которых система наша поганая в самую вонючую дыру жизни загоняет, откуда возврата нет? Которые никому на хрен не нужны? Пока мы это… в условиях излома свой… ценностный аппарат проявляем – вокруг нас все своим чередом идет. Ну, мы, допустим, по совести и закону жить пытаемся. А другие? С кем нас судьба не столкнула? В их-то жизнь мы не вмешиваемся…
– В том-то и дело, что нас на всех не хватит. Пока… – встрял было Сомик.
– И еще! – перебил его Игорь. – Мне вот эти разговоры про новое дворянство как-то… душу царапают. Всегда терпеть не мог тех, кто выше других себя считает, даже когда они действительно сильнее, умнее, благороднее. Я сейчас не о вас… не о нас… – поспешил поправиться он. – Какой из меня дворянин? Я из этих… – Двуха указал назад, туда, где уже едва виднелась на горизонте свалка, похожая издали на мутную тучу, тяжко осевшую на землю. – Плоть от плоти, кровь от крови, как говорится…
– Мы не защитники людей, – выслушав Двуху, коротко проговорил Олег.
– А почему?
– Потому что в любой из существующих систем оные рано или поздно превращаются в обыкновенных террористов.
Двуха хотел и на это возразить, но вдруг осекся. Набычился, втянув голову в плечи, задумался над сказанным…
– А я ничего против того, чтобы в новое дворянство войти, не имею, – высказался Сомик. – Мир ждет от нас ратных подвигов? Так тому и быть…
– Вестимо, – усмехнулся Олег.