Заседание завкома
Шрифт:
Уборщица показала головой, поправила сползший на глаза платок.
Милиционер, по-прежнему сощурившись, смотрел на сцену. Симакова взяла карандаш, перебирая его, спросила:
– - Значит, свое плохое настроение ты выместил на товарище?
– - Так он первый полез. Обзывался.
– - Не ври, Пискунов, -перебил его Клоков.
– - Не он к тебе полез, а ты, ты напился в раздевалке с Петькой Кругловым и стал приставать ко всем. А Барышников тебя одернул. А ты его избил. Вот -- свидетель сидит, -- он качнул головой в сторону Черногаева. Все посмотрели на свидетеля. Черногаев покраснел.
– - Молчишь? То-то. Правда глаза колет. Скажи спасибо Барышникову, что не заявил на тебя. А он имел право. За тот синячище пятнадцать суток дали бы тебе, не меньше.
– - А действительно, почему он не пошел в милицию?
– спросил Урган.
– - Да вот парень хороший оказался. Замял, как будто и не было ничего.
– - Повезло тебе, Пискунов.
– - Таким, как он, всегда везет.
– - Точно, точно. Везет!
– уборщица поднялась со своего места.
– - Я извиняюсь, конечно, да только вот ведь, -- она развела руки в стороны, -- сосед у меня точно такой, точно! И как их, паразитов, земля носит!
Она выбралась из кресел, подбежала к сцене и стала загибать узловатые пальцы:
– - Не работает нигде! Пьет каждый день! Девок к себе таскает, хулиганит, дерется и хоть бы что! И вот ведь не выселит его никто! Я уж в милицию, и туда, и сюда -- нет! Как пил, так и пьет!
Члены завкома сочувственно покачали головами. Уборщица вздохнула и села в первом ряду. Симакова посмотрела на Пискунова:
– - Тебя ведь третий раз на завком таскают, Пискунов. Неужели совесть совсем потерял? Ты ведь коллектив подводишь, завод позоришь. О себе не думаешь -- о других подумай. Бригада из-за тебя план не выполняет, значит, всем -- ни прогрессивки, ни премии. Ты это понимаешь? Или тебе все равно? Чего молчишь?! Все равно, да?!
– - А для него, Оксана Павловна, что в лоб, что по лбу, -вздохнула Звягинцева.
– - Он выпил -- хорошо! Подрался -- еще лучше! На работу не пришел -- совсем прекрасно! А до бригады ему и дела нет.
– - Ты знаешь, Пискунов, во сколько поломка твоего станка обошлась государству? Не знаешь?
– - спросил Клоков. Витька покачал головой. Клоков приподнялся, опираясь руками о стол: -Была б моя воля, я бы вычел бы все с тебя! Вот тогда б ты узнал! Узнал. А то сломал станок и хоть бы что -- сидит, курит в проходе! Ты что, Витя, делаешь? Я покуриваю! А станок чинят. Хоть бы помог наладчикам! Нет, наплевать! И вообще ему наплевать на работу, на цех, на товарищей. Вот Черногаев, рабочий, в одном цехе с ним, вот ты хоть расскажи нам, как о Пискунове товарищи отзываются! Расскажи! А мы послушаем.
Черногаев неуверенно встал, качнулся. Все смотрели на него.
– - Ну я... я в обшем...
– - он провел рукой по лбу.
– - Да ты смелее, Сереж, расскажи все как есть, -- подбодрил его Клоков.
– - Ну, я, товарищи, работаю в одном цехе с Пискуновым, вижу, значит, его каждый день. Мы с ним в разных бригадах работаем, но вижу его я каждый день. И в раздевалке, и в столовой. Вот. Ну и в общем здесь уже говорили. Пьет он. Выпивает регулярно. И утром приходит пьяный, и вечером пьяный. Вот, значит. И станок его я вижу.
– - Как это случилось?
– - спросила Симакова.
– - Ну, Пискунов с Петькой Кругловым раньше всех в раздевалку пошли, значит. Еще шести не было, а они подались. А когда остальные стали приходить и я пришел -- они уже пьяные сидят, матерятся, курят. А с Федей они еше раньше столкнулись. Федя Пискунова ругал за то, что план всей бригаде сорвал. А тут Пискунов как Федю увидел, так сразу задираться стал, значит. "Эй, -- говорит, -- ударник-стахановец, иди сюда, я тебе рожу профрезирую".
– - Чего ты врешь, Черногай, я такого...
– - Замолчи, Пискунов! Продолжай, Черногаев.
– - Ну вот. А Федя ему говорит -- веди, говорит, себя прилично. А Пискунов выражаться. А Федя, значит, говорит ему, что будет, вот, собрание, я, говорит, скажу о тебе и мы, говорит, в завком на тебя напишем. Ну, тут Пискунов на него бросился. Разняли их. У Феди лицо разбито. Ребята в медпункт пошли с ним. А Пискунов еще долго в раздевалке сидел. Выражался О заводе нехорошо говорил...
– - Эт что я нехорошего-то говорил?
– - Не перебивай, Пискунов! Тебя не спрашивают.
– - А чего он врет-то?
– - Я не вру. Он говорил, что все у нас плохо, платят мало. Курить, говорит, нечего, пойти некуда.
– - Еше бы! Он ведь, кроме винного магазина, никуда не ходит! А кроме пол-литры ничего не покупает.
– - Эт почему ж я не хожу-то?
– - Потому! Потому что алкоголик ты! Аморальный человек!
– тряхнула головой Звягинцева.
Черногаев продолжал:
– - А еще он говорил, что вот на заводе все плохо, купить нечего, еда плохая. Поэтому, говорит, и работать не хочется.
Все молчаливо уставились на Пискунова.
– - Да как же... да как же у тебя язык повернулся сказать такое?!
– - уборщица встала со своего места, подошла к сцене.
– - Да как тебе не совестно-то?! Да как же ты, как ты посмел-то! а?! Ты. ..ты...--Ее руки прижались к груди.
– - Дак кто же тебя вырастил?! Кто воспитал, кто обучал бесплатно?! Да мы в войну хлеб с опилками ели, ночами работали, чтоб ты вот в этой рубашке ходил, ел сладко да забот не знал! Как же ты так?! А?!
– - Плюешь, Пискунов, в тот же колодец, из которого сам пьешь!
– - вставил Хохлов.
– - И другие пьют, -- добавила Симакова.
– - На всех плюешь. На бригаду, на завод, на Родину. Смотри, Пискунов, -- она постучала пальцем по столу, -- проплюешься!
– - Проплюешься!
– - Ишь, плохо ему! Работать надо, вот и будет хорошо! А лентяю и пьянице везде плохо.
– - А таким людям везде плохо. Такого в коммунизм впусти -ему и там не по душе придется.
– - Да. Гнилой ты человек, Пискунов.
– - Ты комсомолец?
– - Нет, -- Витька тоскливо смотрел на портрет.
– - И вступать не думаешь?
– - Да поздно. Двадцать пять...
– - Таким в комсомоле делать нечего.
– - Точно! Таким вообще не место среди рабочего класса.