Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

Роулэнд Лора Джо

— Ваше присутствие для меня большая честь, — сказал он. — Тысяча благодарностей за то, что вы приняли мое приглашение. — Его голос раздавался за решетчатым экраном в дальнем конце стола. Он видел меня между переплетениями решетки, но оставался невидимым мне.

— Кто вы? — сказала я дрожащим голосом. — Для чего вы привезли меня сюда?

Он засмеялся. От этого негромкого серебристого звука у меня по коже побежали мурашки.

— Всему свое время, моя дорогая мисс Бронте. Сначала не откажите покушать.

Страх стянул узлом мой

желудок, отвергавший самую мысль о еде. Стол перед ним был пуст. Он намеревался и дальше прятаться, наблюдая за мной. Я боролась с желанием убежать. Если мистер Слейд и полиция где-то рядом, мне следовало выжидать, пока они не схватят моего радушного хозяина и не освободят меня. Если они сбились со следа во время дикой гонки, то здесь, в неведомом мне месте, во власти преступника я могла рассчитывать только на себя. Я взяла ложку, зачерпнула суп и сделала вид, будто глотаю исходящую паром жидкость.

— Философы моей страны верят, что судьбу человека можно прочесть по его лицу, — сказал мой невидимый хозяин. — Вы позволите мне сказать вам, что я вижу в ваших чертах, мисс Бронте?

Его голос таил странное свойство, которое успокоило меня, как снотворное, и склонило меня позволить ему вести разговор на свой лад. Я кивнула.

— Я вижу в ваших прекрасных глазах ум, смелость и честность, — сказал он. — Я вижу доброту, верность, веру, а также борьбу между страхом и силой воли, желанием и осмотрительностью. Стигматы страданий сочетаются с мощью духа. Будущее сулит вам опасность, приключения, печаль и счастье.

Быть может, мне не следовало поддаваться на лесть при таких обстоятельствах, но магия оракула укрепила его власть надо мной. Однако я еще не была настолько зачарованна, чтобы забыть о собственной цели.

— Теперь, когда вы дали мне оценку, не могу ли я увидеть вас и прочитать ваши характер и судьбу?

Находясь в такой близости от зла, я хотела поглядеть ему прямо в глаза.

Опять он засмеялся так, словно ему нравилась моя находчивость, пусть он и иронизировал надо мной.

— А, мисс Бронте! Эту привилегию вы должны заслужить.

— Каким образом? — Я положила ложку, оставив всякое притворство, будто я ем.

— Вы должны описать события вашей жизни, создавшие из вас женщину, которая избороздила сушу и море в поисках меня, — сказал он. — С чего мы начнем? — Последовала напряженная пауза предвкушения. — Расскажите мне про смерть вашей матери.

Смерть моей матери еще причиняла боль. Во мне все восстало. Как смеет этот надменный незнакомец копаться в моих ранах?

— Я предпочту воздержаться, — сказала я холодно.

Тень за экраном зашевелилась. Я услышала шелковый шорох его одежды.

— Ну послушайте, мисс Бронте! Ваша достопочтенная матушка заслуживает лучшей дани, чем ваше молчание. — Его тон был исполнен упрека. — А я хочу услышать об этом.

Я поняла, что будь у мистера Слейда возможность выручить меня, он бы уже это сделал. Я была одна, и мне следовало подчиниться

хозяину дома или рисковать разбудить его ярость. И, как ни странно, я испытала потребность говорить. Будто он отомкнул во мне какую-то дверцу. Я вспомнила отрывок из дневника Изабели Уайт: «Голос Его был точно бархат и сталь, исследующие глубины моего сознания. Много вопросов Он задал мне, и много тайн Он сумел извлечь».

— Она заболела, когда мне было пять, — сказала я с нервной запинкой. — Она слегла и уже больше не вставала. Папа настаивал, чтобы мои сестры, брат и я играли подальше от дома. Шум, который мы поднимали, был ей нестерпим.

Память нарисовала мне измученное лицо папы, закрытую дверь, за которой угасала мама, а Мария, Элизабет, Эмили, Энн, Брэнуэлл и я гурьбой гуляли по пустошам. Вернулись мои детские чувства горя и смятения.

— Когда вечером мы возвращались домой, мы слышали, как она стонет. Папа сидел возле нее и молился всю ночь. — Я вспомнила, как слова его молитв прорывались сквозь мучительные стоны мамы, и заново пережила тогдашний страх. — Она все больше слабела, пока однажды папа не позвал нас в ее комнату.

Вновь передо мной возник образ моей матери, такой исхудалой, бледной и неподвижной! Папа сидел рядом с ней, а мы, дети, стояли в ногах кровати.

— Мы оставались с ней, пока она не умерла.

Когда мама испустила последний вздох, Брэнуэлл вложил свою ручонку в мою. Это изгладилось из моей памяти, мой рассказ восстановил утраченную подробность кончины мамы. Слезы покатились по моим щекам.

— Как грустно, что безвременная смерть вашей матери была не единственным горем вашего детства, — сказал хозяин дома. — Ведь вы потеряли и двух своих старших сестер.

Хотя его голос источал сочувствие, его слова усугубили мою боль. Мне было невыносимо думать о Марии и Элизабет, не говоря уж о том, чтобы подчиниться расспросам о них.

— Вы стояли у их смертного одра? — не отступал он. — Вы молились об их душах, когда они покидали этот мир?

— Да, у постели Элизабет, — сказала я, вынужденная ответить вопреки своей воле. («От него я не могла ничего утаить», — написала Изабель.) — Но когда я узнала, что Мария при смерти, было уже поздно. Она и Элизабет заболели в нашем пансионе. Их отослали домой, а меня оставили там. Папа привез меня домой вовремя, чтобы я могла увидеть Элизабет еще раз. — Пламя свечей отражалось в моих слезах. — Но попрощаться с Марией я не успела.

— Ваша история причиняет мне печаль, не выразимую словами, — сказал хозяин дома.

И он, казалось, был искренне удручен. Пока я плакала, его сочувствие успокаивало меня, и я совсем забыла, что именно он пробудил мои самые тягостные воспоминания. Когда мои слезы иссякли, он сказал:

— Мы больше не станем останавливаться на трагедиях. Давайте теперь обсудим ваш опыт в благородной профессии наставничества. Как замечательно, что вы попытались открыть вашу собственную школу.