Засекреченный полюс
Шрифт:
Гляциологи предложили поставить палатки поближе к опытным площадкам, располагавшимся метрах в двухстах к северу. Но это не устраивало гидрологов. В этом случае пришлось бы заново пробивать лунки.
Победило мнение радистов. Лагерь решили переместить к северу метров на сто. Там, как оказалось, поверхность льдины почти не пострадала, но, главное, не требовалось заново устанавливать радиомачты. Палатки разместили по кругу, а в центре поставили камбуз. С приходом зимы возникла еще одна важная проблема: как утеплить палатки. Запасы газа подошли к концу, и холодище в них давал себя знать. Стоило на короткое время выключить горелки, и мороз тут же принимался
22 октября солнце впервые так и не показалось над горизонтом. Лишь в полдень на короткое время наступали сумерки, сменявшиеся почти полной темнотой полярной ночи. Все чаще налетала пурга, переметя стежки-дорожки, скрывая под снегом привычные ориентиры, что особенно осложняло работу Яковлева и Петрова, которые почти ежедневно навещали свои отдаленные исследовательские площадки.
11 сентября льдина достигла 78°57' с. ш. и 194°03' в. д. С начала дрейфа прошло уже полгода. Солнце уже много дней не выбиралось из густых туч. Все чаще сыпал снег. Погребников с Петровым обследовали северное разводье, образовавшееся несколько дней назад. Его уже замело снегом, и только в центре чернел молодой лед. Петров едва не принял холодную ванну, решив попробовать его прочность ногой.
Канаки с Яцуном занялись изготовлением помпы для заливки аэродрома. По их идее, эту оригинальную конструкцию должен был приводить в действие ветер, вращая лопасти, соединенные с поршнем.
Но главным событием, повергшим многих участников дрейфа в уныние, была радиограмма от начальника Главсевморпути. По решению руководства дрейф станции продлевался до весны 1951 года. Но ее штат сокращался до 11 человек, поскольку отменялись все аэрологические наблюдения, а геофизические исследования тоже частично сокращались. Следовательно, семерым предстояло покинуть льдину. Семерым, поскольку на станцию должны были прибыть врач и новый геофизик.
16 сентября разразилась пурга, а температура воздуха упала до -17°. А на Большой земле стояла теплая осень. Театры открывали новый сезон. На экране демонстрировались новые кинофильмы. Улицы заполняла оживленная толпа. А где-то за тысячи километров от материка на дрейфующей льдине трудились 16 самоотверженных людей. Никто не знал их имен, никто не слышал об их существовании.
Глава IV НА ДОРОГЕ К МЕЧТЕ
"Люди отправляются в дальние неведомые страны по разным причинам: одних побуждает к этому просто любовь к приключениям, других - неутомимая жажда научных исследований, третьих, наконец, влечет в отдаленные страны таинственность и очарование".
Эрнст Шеклтон
Я с детства ненавидел ночные телефонные звонки. Они всегда таили в себе какую-нибудь неприятность. Поэтому телефонная трель, прозвучавшая в полночь, вызвала глухое чувство тревоги. И кто бы это мог позвонить мне в
– Доктор, вы еще не спите?
– Только собираюсь почивать, - ответил я игривым тоном.
– Так вот, почивать вам не придется. Быстренько собирайтесь и летите к нам на Разина.
Мне повезло: такси высадило пассажиров почти у самого моего дома. Улицы ночной Москвы уже опустели, и поэтому через пятнадцать минут машина остановилась у знаменитого дома № 9.
Перескакивая через ступени, я взбежал на второй этаж и вошел в приемную начальства.
Ольхина, завидев меня, таинственно улыбнулась: раздевайтесь, доктор, и проходите в кабинет Бурханова. Вас ждут.
Я отворил дверь и очутился в знакомом просторном кабинете. За тем же огромным столом, заваленным кипами бумаг, сидел Водопьянов в неизменной потертой кожаной куртке на "молнии" со звездочкой Героя. Прижав к уху телефонную трубку, он что-то сердито выговаривал невидимому собеседнику. Заметив меня, он коротко бросил: "Подожди маленько". Я огляделся. Народу в кабинете, видимо из-за позднего часа, было не много. На диване вели оживленную беседу В. И. Аккуратов и начальник Управления радиостанций М. И. Ходов.
Развалившись в глубоких креслах, листали папки с документами летчик Б. С. Осипов и М. А. Титлов, знакомые мне по прошлым экспедициям.
Все были поглощены делом, и я, чтобы не мешать, стал рассматривать длинный застекленный стеллаж с макетами полярных судов. Все это были прославленные "старики", много лет бороздившие арктические воды. Крохотный "Персей", ставший первым отечественным полярным научно-исследовательским судном, участвовавшим за свою короткую восьмилетнюю жизнь в 84 полярных экспедициях. "Александр Сибиряков", начавший свою жизнь скромным зверобоем, а двадцать три года спустя проложивший дорогу с запада на восток, в одну навигацию - Северный морской путь. По соседству с ним виднелись спасители экспедиции У. Нобиле: гордость ледокольного флота могучий "Леонид Красин" и неприметный пароход "Соловей Будимирович" ("Малыгин".
– В. В.). А вот и детище адмирала С. О. Макарова ледокол "Ермак".
В самом конце стеллажа притулился бедолага "Челюскин", затертый льдами в Чукотском море, породивший славную эпопею, названную челюскинской. Я задержал свой взгляд на красивых обводах "Георгия Седова", продрейфовавшего три года в Ледовитом океане, и вдруг услышал раскатистый бас Водопьянова:
– Доктор, ты куда это запропастился?
– Я здесь, - откликнулся я, подходя к столу.
– Ну здорово, доктор, - сказал Михаил Васильевич, крепко пожав мне руку.
– Знаешь, зачем вызвали?
– И, не дожидаясь ответа, продолжил: - Разговор с Кузнецовым на льдине припоминаешь?
Я даже поперхнулся от радостного предчувствия и не мог выговорить ни слова.
– Ну чего молчишь, словно в рот воды набрал? Хотим направить тебя к Сомову на станцию. Согласен? Или, может быть, передумал?
– Конечно, согласен, - обрел я наконец голос, - готов хоть сегодня лететь.
– Ну сегодня лететь не надо. Но деньков через десять, пожалуй. Так что завтра с утра принимайся за дело. Только вот еще что, - в глазах у Водопьянова запрыгали веселые чертики, - штат станции сокращен до 11 человек и тебе придется совмещать обязанности врача с поварскими.
– Водопьянов помолчал и добавил: - Только учти, работа эта адская. А ты хоть готовить умеешь?