Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев
Шрифт:
Затем экс-князь ознакомил меня с прежней административной организацией княжества. Князь Падама и он опирались на несколько знатных семей (лумпос). Служащий самого высокого ранга назывался чанзуп (секретарь князя). Ему помогал ньерпа (заместитель секретаря). Затем шли сордпон (княжеский повар) и чирдпон (мажордом). Крестьян называли улагпа (обеспечивающие бесплатный транспорт князю).
К каждому монастырю «прикреплены» ближайшие деревни. Оттуда посылают на учёбу детей и приходят жители отмечать религиозные праздники. В деревне существует собственная администрация во главе с зилдаром, которому помогают несколько мокдамов; самый старый мужчина в деревне, касдман, исполняет функции судьи и решает спорные вопросы межевания земли и ирригации. Управление
В Заскаре действует большинство законов, касающихся землепользования, которые были приняты ещё тибетским князем Сонгтсеном Гампо. Эти древние законы преследуют цель сохранять из поколения в поколение целостность земельного надела, принадлежащего семье. По самому древнему закону (устаревшему) земельные наделы крестьян должны были быть равны. По другому, действующему закону землю нельзя продавать. Этот закон до сих пор имеет силу в Заскаре. Чтобы наилучшим образом предохранить недвижимость от раздела, весь земельный надел полностью переходит к старшему сыну, а если такового нет, к старшей дочери. Остальные братья и сёстры не получают ничего. Этот обычай старшинства предохраняет владение от дробления в краю, где мало земли и в случае её раздела крестьянство быстро бы обнищало.
Безбрачие монахов и полиандрия (многомужество) выступают там в качестве природных регуляторов демографического роста. Естественно, младшие сыновья, лишаясь земли, оказываются в невыгодном положении. Однако младший сын может уйти в монастырь и, став монахом, вернуться в родную деревню, чтобы возглавить деревенскую кумирню. Он отвечает за свою паству, отправляет религиозные обряды, а община содержит его. Поскольку он не женат, расходы на него невелики. Есть и другой выход. Если младший сын не хочет быть монахом, он может по мудрому тибетскому закону взять в жёны супругу старшего брата, то есть разделить её с ним. Этот обычай «братской полиандрии» позволяет младшему сыну пользоваться плодами отцовского владения без его раздела. Такие «семьи втроём» вовсе не ведут к увеличению количества детей по сравнению с традиционными семейными парами, и, таким образом, полиандрия позволяет поддерживать стабильный уровень населения.
Многих европейцев может удивить и даже шокировать этот обычай. Следует понять, что он не более ненормален, чем любой другой, когда речь идёт о выживании вида. Вспомните о древних обычаях эскимосов убивать детей при рождении или обрекать на смерть престарелых родителей. Полиандрия, которая является естественным фактором контроля над рождаемостью, много веков практиковалась в мире; в наши дни она сохранилась в странах тибетских традиций.
Я знал много полиандрических семей; в частности, в Тхунри, где живёт Нордруп, их три. Поскольку братья с детства воспитываются в мысли, что им, может быть, придётся по обоюдному согласию делить между собой одну женщину, эти тройственные союзы особых проблем не порождают. Дети Заскара называют старшего отца большим папой, а другого — маленьким. Никому не известно, кто является фактическим отцом, но это никого и не волнует. В других гималайских странах, где существует полиандрия, старый муж зовётся отцом, а тот, кто помоложе, — дядей.
В Заскаре примерно каждая десятая семья полиандрическая. Во многих семьях имеется один женатый сын и несколько холостых — монахов. Младшие отпрыски могут также найти девушку, у которой нет старшего брата, и, женившись на ней, стать главой семьи.
Гималайский феодализм коренным образом отличается от европейского и даже современного тибетского. Крестьянин не раб, чьим имуществом и жизнью безраздельно распоряжается хозяин. Прежде всего он независимый землевладелец, который пользуется своей землёй без каких-либо ограничений. Ограничение одно — он не может продать свою землю. Отказавшись считать землю в качестве богатства как такового, тибетцы избежали множества ловушек, которые привели бы к обеднению из-за дробления земельных наделов, спекуляции землёй и тирании землевладельцев, скупающих чужие наделы.
Но
Чуть ли не каждый заскарец, с которым я сталкивался, обладал хорошей смекалкой и умом. Нордруп с его живым умом и фантазиями, Лобсанг, человек тонкий и деликатный, Наванг с его весёлыми и точными комментариями, князь Зангла, скромный эрудит и подлинный гуманист… А ведь моё путешествие только началось.
У меня сложился следующий план: посетить монастырь Тхонде, «столицу» княжества, затем отправиться по деревням и монастырям центрального Заскара, оставив «на закуску» отдалённые изолированные поселения Лунака, провинции «чёрных демонов».
Мне было грустно расставаться с князем Сонамом Намгьялом… Он пришёл, чтобы посмотреть, как на крохотного ослика грузят мешки. Сердобольные души из Общества защиты животных подняли бы скандал, увидев, как бедный ослик становится почти невидимым под грузом, который впору было нести двум лошадям. Хорошо, что Лобсанг и Наванг часть вещей решили нести на себе.
Ослик нетвёрдым шагом пустился в путь. Я обернулся и послал прощальный привет обитателям дворца и крестьянам Зангла. С болью в душе я покидал это крохотное княжество, затерянное среди просторов Гималаев.
Итак, в Падам, в резиденцию князя Заскара. Было приятно снова оказаться в пути. Шагая по тропе вслед за Лобсангом и Навангом, я чувствовал себя более уверенно. Снова миновали горячий источник и мост, которым я мог спокойно любоваться, зная, что моя нога больше не ступит на него… Затем приблизились к Зозару, одной из четырёх деревень, находившихся под юрисдикцией князя Зангла, с которым я только что расстался. Пересекли небольшую пустынную равнину, лежащую между рекой и высокими горами, перекрывавшими горизонт на востоке. Рядом с узкой каменистой тропой иногда торчали чхортены. В одном месте река вышла из берегов и затопила равнину. Тропа оказалась под водой, и мы двинулись по крутому склону останца, заваленному камнями. Ведомый двумя моими спутниками, ослик мужественно шагал вперёд. Выглядела наша троица живописно — Наванг в роскошном красном платье, Лобсанг в платье того же цвета, но уже давно потерявшем свой блеск, затем миниатюрный ослик, которого он вёл на поводу, и, наконец, выступал я в бесформенной шляпе цвета хаки и с лицом, на которое был наложен толстый слой противосолнечного крема.
И в пути я продолжал беседу с Лобсангом. Жалко, что не мог записать наши разговоры. Именно такие разговоры отражают суть повседневной жизни, и очень жаль, что в исторических книгах много фактов и дат, но нет самых банальных бесед. Меня всегда влекло к рассказам о давних временах. Достойно сожаления, что никто и никогда не описал простых людей далёкого прошлого. А потому мы и думаем, что люди средневековья использовали в обыденной речи столь глупый и высокопарный жаргон, который нам преподносит кино: «О благородный сир, примите заранее мою бесконечную благодарность и укажите дорогу, ведущую к постоялому двору мессира Жеана» и тому подобное… А ведь во времена средневековья говорили так же просто, как и сейчас. Меня поражало, насколько «современны» мои беседы с заскарцами, хотя многие аспекты их жизни выглядят анахронизмом. Человеческий дух не претерпел особых изменений за долгие века, нас терзают одни и те же желания, нам свойственны те же слабости и амбиции, которые, как известно, можно выразить без высокопарных фраз.