Заставь дурака Богу молиться

Колчак Елена

«Спартак» — чемпион!

Старик Хоттабыч

— Батюшки! То не дозовешься, то сама без звонка является, — таким вот приветствием встретила меня Лидуся. Вот что мне в ней ужасно нравится — тут можно не ломать голову, а не врут ли тебе из… м-м… вежливости. В этом смысле Лидуся честнее швейцарского банка: либо да, либо нет, а изящные манеры пусть на гвоздике повисят. Здесь можно не придумывать оправданий своему появлению — дескать, была рядом по делам или еще что-нибудь — пришла и пришла. Ежели ты не в тему, так и скажут, мол, отправляйся

в туман. Зато уж если тебя принимают, можешь не сомневаться — тебе и в самом деле рады.

— Может, я не ко времени?

— Заходи, чего на пороге стоишь! — она втащила меня в прихожую. — Времени навалом. Витька сегодня поздно будет.

Мне сразу вспомнилось знаменитое «до пятницы я совершенно свободен». Но, чтобы вернуться к «той» пятнице, пришлось приложить немало усилий.

Устроились мы в «зале», так что я наконец удостоилась счастья лицезреть знаменитый стол. Стол был и впрямь хорош: большой, круглый, темное стекло столешницы заставляло вспоминать о лесных озерах и глубоких омутах, может быть, даже тихих. И ездил, и крутился он совершенно беззвучно.

Минут сорок мы трепались ни о чем, пока, наконец, мне не удалось свернуть беседу в нужную сторону.

— Брось, Ритка, зачем тебе это надо? Умерла так умерла! Давай лучше выпьем! — Лидуся схватилась за бутылку, но я ее остановила, сообщив самым проникновенным тоном:

— Надо, Лидусик, поверь, в самом деле надо.

— Делать тебе нечего! — кратко оценила мои старания Лидуся, но, вздохнув, «уточнить несколько моментов», согласилась.

— Вы здесь сидели или на кухне?

— Здесь, конечно, на кухне месяц назад раковину меняли, до сих пор порядок навести не могу.

Сколько помню, порядка на лидусиной кухне не бывало никогда, независимо ни от каких ремонтов. Удивительно, что она в таком хаосе ухитряется невероятно вкусно готовить. Или все дело именно в хаосе? В конце концов от кулинарии до колдовства расстояние микроскопическое.

— Где Света сидела, а где ты?

— Ты на ее месте сидишь, я в этом кресле была, оно мне больше всех нравится, — она поерзала и развалилась повольготнее.

Должно быть, не очень приятно занимать место покойника, но мне почему-то было все равно. Гораздо интереснее, что сидели мы с Лидусей практически друг против друга. Так я и думала.

— Закуски на столе много было?

— Вот еще! Было бы кого угощать! — возмутилась Лидуся. — Конфеты она принесла, я эту коробку и поставила, хватит с нее!

О как! Значит, сегодняшние тарелочки с сыром-колбасой-огурчиками и прочими заедками — это ради меня? Лестно.

— А рюмки какие?

— Да эти же, — фыркнула она, — какие еще, думаешь, у меня посудный магазин? Ты прямо как следователь! — Лидуся неодобрительно покосилась на мою полную рюмку, плеснула себе, опрокинула, подцепила с тарелки сразу сыр и колбасу, добавила к ним ломоть яблока и начала сосредоточенно жевать этот странный мини-бутерброд.

— Пока сидели, ты никуда не выходила? — задала я наконец

самый главный вопрос.

— Вот еще! — буркнула она сквозь бутерброд. — Час как приклеенная сидела, да? На кухню ходила, в туалет, в ванную, дверь открывала, Нинка за сахаром заходила.

Нинку-соседку я как-то видела и общение их наблюдала. Насыпая ей сахар, Лидуся наверняка проболталась в прихожей не меньше десяти минут.

— А Света так и сидела, пока тебя не было?

Лидуся опять фыркнула:

— Книжки она разглядывала! Представляешь? Ну ты — ладно, тебя хлебом не корми, а эта? Грамотная! Может, стянуть чего хотела, да я в стенке ничего такого не держу.

Пресловутый «зал» невелик, метров двадцать, не больше. Слева от входа, вдоль длинной стены, диван, знаменитый стол посередине комнаты почти упирается в темного дерева стенку, на полках которой, помимо рюмок, бокалов, вазочек, статуэток и прочей неисчислимой белиберды, торчит десятка два книжек. Основные книжные запасы у Лидуси хранятся в коридорном шкафу, причем запасы на удивление изрядные, в стенке — сущие пустяки, и чего тут рассматривать?

Два кресла у торцевой стены справа от входа, одно — у дальнего торца, между телевизором и балконной дверью. В нем сейчас сидела Лидуся.

Я встала около стенки. Между моей спиной и столом места оставалось немного.

— Так?

— Ну да, я, когда на свое место проходила, чуть стол из-за нее не своротила, отклячила свою задницу, читательница, тоже мне!

Вот оно!

— Как это? Покажи, — попросила я.

Лидуся показала. Даже повторила на «бис», хотя и с первого раза было ясно: протискиваясь между стоящим у стенки человеком и столом, не зацепить стол невозможно. А стол вращался от малейшего прикосновения. Пришлось, конечно, шею вывернуть напрочь, чтобы что-то углядеть, но углядела.

— Лидочек, прости мою наглость, ты можешь показать то же самое еще одному человеку?

— Ну ты вообще! — возмутилась Лидуся, но махнула рукой — мол, давай.

Ильин приехал через пятнадцать минут. Посмотрел на реконструкцию событий — аж два раза — почтительно поклонился хозяйке, поблагодарил за содействие и гостеприимство, даже ручку облобызал — после чего сообщил, что Маргарита Львовна своей дырявой головой совершенно забыла, что у нее через полчаса важная встреча.

Лидуся, настроенная на теплые посиделки, порядком огорчилась, но разве с Ильиным поспоришь?

26.

Чтобы носить очки — мало быть умным.

Надо еще плохо видеть!

Мартышка

Рыжий драндулет стоял впритык к подъезду. Никита легким толчком отправил меня внутрь и за всю дорогу до моего дома не произнес ни слова. Доехали, впрочем, быстро — минут за двенадцать.

Когда Ильин доставал из машины свою сумку, она — сумка, а не машина — явственно звякнула. Я промолчала. Не сговариваясь, мы свернули к ближайшему киоску, где майор купил двухлитровый пакет апельсинового сока и минералку.