Застава

Ойтен Мирланда

— И что, Тиара теперь не смотрит на нас? — тихо спросил Лир. Я оглянулась на него. Хотя на первый взгляд парень выглядел, как обычно, я заметила сжатые губы и сведённые брови.

— В этом храме — нет, — честно сказала я. — А так… не знаю. Я вообще не могу ничего про неё сказать. Она уходит куда-то, а сестринство разваливается, — я посмотрела на него и решила, что плевать на все секреты. Из-за них все проблемы. — Огни Тиары в обители погасли. Новая мать не смогла их разжечь.

Лир, по-моему, мне не поверил.

Я улыбнулась.

— Мне не зачем врать, Лир. Они погасли.

— Значит, надо выбрать

другую верховную, ну, как там они называются? Верховные матери зажигают эти огни, верно? Каждая новая заново.

— Верно. Надо. А куда денется нынешняя? — мне стало очень смешно. — Они скрыли, что огни погасли, чтобы не пришлось отдавать титул другой сестре. Ну, вроде меня. Хотя теперь я не подхожу.

— Они с ума сошли? Чего они ждут?

— Не знаю, — я хихикнула. Внутри меня, не смотря на внешнее веселье, разлился холод. — Может быть, ждут, что все про огни забудут. Или сделают подделку, — я вспомнила свечи. Эх, и ведь наверняка так и сделают. Хотя какая мне разница?

— А в Альдари? — Лир занёс ногу, но так и не решился переступить порог святилища. — Там Тиара есть?

— Не знаю, в орденском храме бывать не приходилось. Разве что в детстве, это давно уже было, — я со вздохом погасила лампы вокруг статуи. Чего зря жечь масло. Будут силы, попытаюсь до весны всё исправить и передать сменщице Храм в должном состоянии. Надежд на это мало, но вдруг Тиара не обиделась, что её святилища касалась… я задумалась, как обозначить Каму после этого поступка. Безмозглое чудовище, дрянь, мерзавка, свинья, мерзость, это всё было очень эмоционально, но не на это обиделась Тиара. Ограниченная. Даже не тупая, а сознательно отказавшаяся думать головой и воспринимать этот мир, предпочтя этому простые и тупые правила на каждый случай. И при этом самомнения там, как у матери-настоятельницы. То есть, пару локомотивов загрузить хватит, и на дрезину ещё останется.

Как я только могла проникнуться к ней какими-то симпатиями?

Какая же сестра Анатеш дура.

Я сглотнула подступивший к горлу комок. Камалин осквернила святилище, а не глупую-преглупую сестру Анатеш. И даже не женщину по имени Майя. Она осквернила кусок дерева.

Так почему же я больше не чувствую мягкий взгляд моей богини?

Ответ был слишком очевиден, и звучал в моей голове звоном пощёчине ребёнку. Нет, это не было причиной. Причина случилась на несколько минут раньше, когда Тиара увидела гордыню, ярость и гнев.

Я убрала свечи, протёрла скопившееся у основания статуи масло и достала свою печать. С помощью Лира я опечатала дверь и пошла ужинать.

12

Может ли хватить одного человеческого сердца для двоих?

Я знала, что хватит. И для большего количества тоже хватит. Ведь кроме моих мальчиков я любила брата, тётушку, Рахаила и даже немного Играс. Хотя вру. Её я тоже люблю. Она на самом деле хорошая, пусть и не верит в Тиару.

Как же мне их всех не хватало.

Крепость жила своей возмутительно обыденной жизнью. Работала котельная. Работала миностанция за старым донжоном. Работал телеграф и обменивался сообщениями с радиоточкой на том берегу озера.

Только Тиара ушла и не смотрела на меня.

Я валялась на кровати в комнате для жриц и листала грошевые журналы. На более сложное чтение меня уже не хватало.

Лир притащил мне два ящика этой гадости. Дешевые журнальчики с яркой обложкой и двадцатью-тридцатью мягкими страницами с пачкающимися чернилами. Приключения для мальчиков: невиданные земли, тёмные тайны, крутые рыцари. Приключения для мальчиков: крутые рыцари, тёмные тайны, невиданные земли. Чувства всех сортов. Чудовищные волшебники. Чудовищная нелюдь. Ужасные забытые аспекты богов.

На одном номере приключений мастера-рыцаря Кесаны была изображена она сама в объятьях какого-то ужасного белобрысого угробища в чёрных доспехах. Морда угробища была круглой, отуловатой и заросшей чёрной щетиной. Кесана, задрав стройную ножку в разорванных штанах, томно прикрывала лицо руой, чтобы не смотреть на угробище.

Изучение аннотации и текста показало, что угробище на самом деле являлось Первым и я не знала, что больше оскорбляет мои орденские чувства, эта картинка или факт. что она продавалась за пять птичек тиражом в десять тысяч экземпляров.

Мне было плохо.

Даже если орденцы поняли, что именно случилось, вида не подавали. На Станции-то вообще и не подозревали о нашей драме.

Рахаил, старый мудрый Рахаил договорился со станционными учительницами и отправил Камалин им в помощь, когда пришло время возвращать детей по домам. Моя девчонка, когда я видела ей в последний раз садящейся в снегоход, выглядела подавленной. Мне было её немного жаль, но лишь самую малую капельку. Я предупреждала её, что входить в святилище категорически запрещено. Я, дочь Тиары, запретила ей туда входить. Она нарушила мой запрет. Это, безусловно, страшный проступок. Девчонка поставила крест на своей карьере. Я с первым же поездом отправлю послание в совет обители. Те будут только рады поводу.

Объяснять ещё раз на пальцах, в чём она накосячила, было лень.

Признаваться себе, что никуда и никому я не напишу, разве что матушке Играс, было страшно. Какое же я бесхребетное говно, а…

И ведь только-только всё начало исправляться. Мы вроде даже подружились. Так почему всё пошло не так? Почему нет силы взять время и отмотать его назад и всё исправить?

На меня накатила страшная апатия. Хотя Тиара учила стоять до конца и ценила в людях веру и стойкость в своих убеждениях, время от времени я думала… нет, даже не думала. Я просто осознавала, что я, наверное последняя, кто слышал её голос на всём белом свете. Это не было чем-то, чем я могла гордиться. Наоборот, это осознание приводило меня в отчаяние. С миром что-то очень не так, если Солнечная Танцовщица не желает его слышать. Из-за этого снова и снова приходится задумываться, действительно ли люди так нужны богам, или это лишь самообман.

А я не хотела задумываться, что есть боги, что есть люди, зачем между ними вообще есть какие-то отношения. Это грозило погрузить меня в пучину отчаяния, безысходности и осознания, что все эти тупые ритуалы, договоры — всё это выдумка, и что, возможно, мы не нужны даже Великому Мудрому.

Возможно, его вовсе нет.

Мне было просто плохо. Я вспоминала мать-настоятельницу, и видела её руку в случившемся. Это она виновата. Это она настроила Камалин против меня. Я лгунья. Я не сестра. Тиара говорит лишь с избранными, и эти избранные — в совете старших сестёр. А все остальные — шарлатаны и лжецы.