Застекленная деревня
Шрифт:
— Конечно.
Старик поднялся с бревна и достал носовой платок.
— Я обещал Матильде Скотт, что приведу тебя познакомить с Эрлом. Господи, какая жара!
На следующий день тетушка Фанни Эдамс была убита.
Глава 2
Он был прижат к шаткой стене; вглядываясь сквозь дыру в холод тьмы, вдыхая зловоние из переулка за стеной, твердил, что он просто парень из Оклахомы, который собирался целоваться со своей девушкой в старом автомобиле под ивой у освещенной луной реки… Но они гасили об него сигареты и требовали сказать,
Джонни открыл глаза, лежа в темной комнате, покрытый потом.
— Кто здесь? — спросил он.
— Я, — послышался голос судьи. Палец старика протыкал в нем дырки. — Спал ты беспокойно, но разбудить тебя было нелегко. Вставай, Джонни!
— Который час?
— Почти пять. До пруда идти три мили, а крупная рыба клюет рано.
Они зашагали по Шинн-роуд, неся снаряжение для рыбалки и лагеря, — судья настоял на том, чтобы провести у пруда столько времени, сколько позволит небо, уже на рассвете грозившее дождем.
— Для такого старика, как я, полдня лучше, чем ничего, — заметил судья.
Каждый нес ружье, взятое из запертого ящика комода, где оружие, завернутое в промасленные тряпки, лежало среди коробок с патронами. Старый юрист не любил охоту ради развлечения — на территории его усадьбы висели объявления, строго запрещающие отстрел фазанов и ланей. Но охоту на кроликов, сурков и других вредителей он считал честной игрой.
— Когда клев закончится, мы поищем кроликов. Их здесь полным-полно — они спускаются в долину и пакостят на фермах. Может, удастся подстрелить лисицу. От них в этом году тоже достаточно вреда.
Он вручил Джонни 20-калиберную двустволку для кроликов, а себе взял ружье 22-го калибра, способное, по его словам, нагнать страху на чертовых сурков. Судья вздохнул, жалея, что рядом не трусит старая Поки, рыжий сеттер. Покахонтас [19] была его последней охотничьей собакой, ее фотография в рамке висела на стене кабинета, а за гаражом Джонни видел ее могилу.
— Мы с Поки славно проводили время в лесу, — промолвил судья Шинн.
— Несомненно, охотясь на бабочек, — усмехнулся Джонни.
19
Покахонтас (Ребекка Ролф) (1595?–1617) — дочь индейского вождя Паухатана, спасшая от казни английского капитана Джона Смита.
Судья покраснел и пробормотал, что покончил со всеми глупостями сто лет назад.
День начался мирно, и ничто не омрачало удовольствия, кроме пасмурного неба. Они наловили лягушек для приманки и отплыли в старой плоскодонке, которую судья привез к пруду неделю назад. Им удалось поймать куда больше окуней, чем они надеялись. Потом они вытащили лодку на берег и снова забросили удочки. Улов содержал не только щук, но и пару форелей, что, по словам судьи, было событием века, так как считалось, что форели уже давно перевелись в Лягушачьем пруду.
— А я еще болтал вчера о дурных предчувствиях! — усмехнулся
Расположившись у края пруда, они сварили форель и полакомились восхитительной рыбой вместе с охлажденным в воде пивом и овсяным хлебом Милли Пэнгмен. Джонни приготовил кофе, пока судья разрезал пирог с апельсином и смородиной, который тетушка Фанни Эдамс прислала вчера вечером с маленькой Синтией Хэкетт.
— Не испытываю никакого желания убивать, — сонно произнес судья после сытного обеда. — К черту сурков. — Он расстелил пончо и заснул, как маленький мальчик после пикника.
Джонни тоже лег, надеясь, что ему не приснятся десять тысяч человек в желтой камуфляжной форме и с желтыми лицами, стреляющие в него из русских винтовок.
Пока они спали, начался ливень, и оба промокли до нитки, прежде чем успели подняться.
— Я когда-нибудь говорил вам, что приношу несчастье? — пропыхтел Джонни.
Часы судьи показывали самое начало третьего. Они спрятались под большим буком, глядя на небо и пытаясь определить его дальнейшие намерения. Деревья вокруг пруда трещали под ударами молний — одна угодила в сосну в нескольких футах от них.
— Предпочитаю утонуть на дороге, чем быть убитым электротоком под деревом! — крикнул судья. — Давай выбираться отсюда!
Они перевернули лодку, быстро собрали снаряжение и побежали к дороге. В половине третьего по часам судьи они находились в полумиле от вершины Священного холма. Ливень нахлестывал вовсю.
— Неплохо! — прокричал старик. — Прошли почти полпути! Как себя чувствуешь, Джонни?
— Предаюсь приятным воспоминаниям, — отозвался Джонни, клянясь себе, что больше не взглянет ни на одну рыбу. — По этой дороге ездит какой-нибудь транспорт?
— Давай помолимся.
— Хоть бы что-нибудь проехало на колесах! Впрочем, нам подошел бы и глиссер.
Спустя пять минут в поле зрения на противоположной стороне дороги появилась сгибающаяся под дождем фигура, бредущая им навстречу.
— Эй! — окликнул Джонни. — Наслаждаетесь плаванием?
Человек вздрогнул и уставился на них. Это был худощавый мужчина среднего роста, с сединой на висках, чахлой светлой бороденкой, темно-серым, как небо над головой, лицом и робкими блестящими глазами. Дождь проделал желобы в полях его зеленой шляпы, заливая ему лицо; черные залатанные штаны прилипли к ногам, а светлый твидовый пиджак с кожаными латками на локтях висел на нем, как мокрый бумажный куль. В руке он держал маленький черный саквояж из какого-то дешевого материала, который разошелся по швам и был перевязан веревкой. Буквально через секунду незнакомец отвел взгляд и пустился бегом, топая по воде бесформенными башмаками.
Джонни и судья уставились ему вслед.
— Интересно, кто это, — сказал судья. — Никогда его здесь не видел.
— Думаю, иностранец, — пожал плечами Джонни. — В США он нигде не мог бы купить такую зеленую велюровую шляпу.
— Возможно, какой-нибудь бродяга, направляющийся в Кадбери искать работу на фабрике. Как по-твоему, Джонни, почему он убежал?
— Очевидно, при виде двух вооруженных людей вспомнил о народной полиции на своей родине.
— Господи! — Судья слегка передвинул свое ружье. — Надеюсь, беднягу подвезут.