Застенец 2
Шрифт:
Максутов пожевал зубами нижнюю губу, а тот самый тик, который я заметил в доме, вновь стал тревожить правую сторону лица.
— Мы выбрались оттуда живыми. Со мной еще полторы сотни стрелков. Знаешь, что стало с теми магами, которые отдали свои силы?
Я отрицательно покачал головой.
—Четверо погибли там же, двое впали в кому. Из нее они так и не вышли. Поэтому, когда ты говоришь об удивлении, ты не представляешь насколько прав. Я не просто удивлен. Я ошарашен. После всего содеянного ты должен был если не умереть, то остаться там, вместе с Никитиным, а не идти рядом. Господь свидетель, да ты после
Я пожал плечами. Сказать по правде, действительно ничего.
Максутов меж тем крутил тонкий ус и продолжал взволнованно говорить. Не припомню, чтоб я когда-нибудь видел его таким.
— Скажу больше. Не с каждым даром можно было бы одолеть великого князя. Твои силы до сих пор плещутся внутри меня. Их очень много. Сейчас я готов свернуть горы. И это не фигура речи. Я еще не встречал человека, который за пару месяцев смог дорасти до второго ранга. И в этом тоже нет ничего хорошего.
—Почему? — удивился я. — Как же «быстрее, выше и сильнее»? Или в вашем мире нет такой поговорки?
— Кто быстро возвышается, тот быстро и сгорает. Тело не успевает приспособиться к тому количеству силы, которая начинает образовываться внутри.
— Со мной станет то же самое, что с Владимиром Георгиевичем? — спросил я. — Я про те шрамы у него на животе.
— Мы называем это магическая проказа. Писали, что в первые годы появления волшбы такое явление было нередким проявлением силы. Целые государства объединялись, чтобы уничтожить созданий с нечеловеческой мощью и не менее нечеловеческим обликом ранее бывших подданными правителей.
— И что потом? Как ее вылечили? — я ловил каждое слово.
—Никак. Она сошла на нет. Магов расплодилось, а магии больше не стало. Те крохи из Разломов тут же поглощались нами. Мы жадно впитывали магию, как путники в пустыне впитывают воду. Поэтому естественным путем насытить себя большим объемом силы практически невозможно.
—Ключевое слово — естественным, — ухмыльнулся я.
— В этом и проблема. Великий князь расщеплял сульфары. Насколько я понял по рубцам, довольно давно. Занятие невероятно опасное, но раз уж он и, как я понял, тот же Галицкий, повысили свои ранги и остались живы, не безрезультатное. Вопрос в другом. Как подобного достиг ты?
Все, что я мог — лишь пожать плечами. В лицей ходил, в футбол играл, кушал хорошо и пытался не умереть.
—Подросток, который может передавать дар без ущерба для себя. Тот, кто способен быстро регенерировать и заполняться магией до краев. Ты до сих пор думаешь, что тебе уготована роль приманки?
— Я думаю, что мне уготована роль донора Его Императорского Величества. Я стану качать его магов и жить в роли вечного узника.
—Качать? — не понял Максутов.
—Помогать в повышении рангов, если по-вашему.
— Если Его Величеству расскажут о твоих способностях, — кивнул Игорь Вениаминович.
Я даже остановился, пристально посмотрев на Максутова. Он вновь вытащил тоненькую сигарету, покрутил ее, понюхал, но курить не стал. Взгляд Его Превосходительства был проницательный и одновременно задумчивый.
— Здесь существует только два варианта, — наконец произнес я. — Первый: если бы единственный свидетель внезапно умер. Простите за прямоту, Игорь Вениаминович, но убить Вас я не могу.
—
— Все гораздо прозаичнее. Вы сильнее и опытнее меня. В прямой схватке я проиграю. Вариант второй — Вы вдруг проникнетесь невероятной симпатией ко мне и решите хранить полученную информацию в тайне.
— В это ты не веришь?
—Наверное я иногда произвожу впечатление тупого футболиста, но на самом деле это не так. Так что Вы задумали?
Максутов нахмурился, однако на вопрос вновь не ответил. Второй раз, блин, я считаю! Вместо этого задал свой.
—Скажи, Николай, зачем ты вообще пожертвовал дар? Ты же понимал, к чему это приведет.
— Как и понимал, к чему приведет мое невмешательство. Вы знаете, что не совладали бы с великим князем. Да с чего все время называть его великим?! Просто мудак, простите уж, Игорь Вениаминович.
— Он царской крови, — заметил Его Превосходительство.
— Это автоматически исключает его из ранга мудаков? Судя по тому, что я видел — скорее наоборот.
Максутов пропустил колкость мимо ушей, однако уголки его губ дрогнули. Ага, я заметил!
— Если Вы думаете, что я вмешался из-за вашего Императора или невероятного уважения и любви к Вам, то нет. Даже не надейтесь. Если бы я не передал дар, то всего этого, — я обвел руками застывшие в темноте дома, — не было бы. Может, не сейчас, потом. Не было бы моих друзей, всего того, что я полюбил здесь. Меня, в конце концов. Я понимал, что от того безумца, который дорвется до власти, невозможно будет скрыться. Переехать в ближайшую страну и думать, что ты в домике. И лучше попробовать хоть что-то сделать сейчас, чем кусать локти потом. Когда все уже будет предрешено.
Я часто задышал от своей тирады. Сердце бешено заколотилось, колени почему-то задрожали.
— И это было никак не самопожертвование, — продолжил я. — Этим пусть занимается ваш Никитин или прочие раненые на голову. Я просто пытался спасти то, что мне дорого.
— Для человека твоих лет ты довольно проницателен, Николай. И еще, у тебя большое сердце. Тебе будет здесь очень трудно.
— Вы говорите, как моя тетя, — усмехнулся я.
—Думаю, для всеобщего блага будет лучше, если твои способности так и останутся в тайне.
— Для всеобщего блага? — удивился я.
— Для того, чтобы в ближайшее время не было войны.
— Я думал, что Вы один из ее сторонников.
— Еще пару месяцев назад я бы на этот вопрос, не задумываясь ответил положительно. Но за это время немного узнал о застенцах и их оружии. Знаешь ли, не только у них есть хорошие шпионы. На нашей стороне еще магия. Император тешит себя иллюзиями, что сможет победить в этом противостоянии.
— Чему верите Вы, Игорь Вениаминович?
— Уже давно ничему. Раньше я верил в человеческую мудрость и понимание. Но с тех пор насмотрелся, как величавые старцы с самым умными видом совершают ужасные глупости. Потом верил в клятву, данную Империи. Но ты прав, былой Империи уже нет, а мы продолжаем жить в тени прошлого величия. Во что я сейчас верю? Сам не знаю, Николай. Я пытаюсь выжить на крохотной лодке в бушующем океане, даже не предполагая, что буду делать, если доберусь до берега. В одном я уверен точно — вводить ферзя на шахматную доску еще рано.