Заступник. Твари третьего круга

Свобода Арина

— Я не понимаю тебя, отец.

— Не понимаешь?! — лицо Элина налилось кровью, он подался вперед и зашипел, упершись в Грая бешеными зрачками: — Ты знал, что Кессель связался с этой шпаной Арсоном? Отвечай?

— Знал.

— А может быть, ты и сам смотрел на две стороны? Ты обязан мне жизнью! Я принял тебя, как сына. Я дал тебе все, и дал бы еще больше. Хотел, чтобы ты возглавил «Живых», когда я уйду на покой. А ты за моей спиной снюхался с нашими врагами. Думаешь, я не знаю, что ты водишь дружбу с Арсоном-младшим?

Забыл, что у меня глаза повсюду?

…Ему с огромным трудом удалось отговорить Фолка от идеи захватить логово «Живых». Грай битых полчаса втолковывал, что результатом такой акции будут лишь горы трупов, — и еще неизвестно, в каком состоянии прибор и Эрран, смогут ли они немедленно помочь бойцам Арсона. Тупой деревенский громила знал лишь один способ добиться своего — сила. Он то начинал сыпать угрозами в адрес Ланки, то в красках расписывал, что сделает с самим Граем… И все-таки Грай сумел убедить этого идиота в преимуществах своего плана. «Я отдам тебе прибор вместе с Кесселем. Ты вернешь мне Алану. Тихо, чисто, красиво. Без лишних жертв с обеих сторон. Все, что нужно, — снотворное. Остальное — мое дело»…

Грай вспомнил отчаянные Ланкины глаза, наглую ухмылку Фолка… И заговорил — уверенно, искренне. Иначе сейчас было нельзя.

— Отец, я никогда не предавал тебя — это истинная правда! — его голос по-мальчишески зазвенел. — Да, я знал, что Кессель работает на Арсона, но решил, что это играет нам на руку. Пусть он тратит свои деньги на продолжение экспериментов, пусть оплачивает создание прибора. А мы придем на готовое. В нужный момент вмешаемся и возьмем прибор в свои руки.

— В нужный момент? — перебил Элин. — С чего ты взял, что можешь решать, когда он наступит? Из-за твоей самодеятельности мы чуть не остались с носом! Прибор уже готов! И если бы не я, он оказался бы у Арсона и тот стал бы главной фигурой на доске! Недоумок! Запомни раз и навсегда — решения здесь принимаю я! Твое дело — выполнять мои указания.

Старик, уже успокаиваясь, потер левую сторону груди. Тяжело дыша, отвел взгляд от виноватого лица Грая и бросил почти мирно:

— Кессель у меня. В карцере.

— А… остальные? — он чуть не выдал себя, чуть не спросил о Нике.

— Распустил с миром. Зачем кормить эту прожорливую ораву теперь, когда прибор у меня? Хватит одного-двух, самых лучших из команды. Нас ждет блестящее будущее, мальчик мой! Закончились наши страдания.

Дверь отворилась, впуская молодую женщину в строгой прямой юбке и свободной блузке жемчужно-серого цвета, под которой обозначился заметный уже живот. Грай не сразу признал Ивку — размалеванную и вызывающе одетую ночную бабочку.

— Здравствуй, Грай, — негромко произнесла она. — Выглядишь просто ужасно, но я рада видеть тебя. Эли, милый, тебе не стоит так волноваться. Может, лучше выпьете чаю?

Грай

перевел взгляд на старика, и постоянно грызущая его боль и беспокойство за Ланку на мгновение отступили, вытесненные изумлением. Лицо старого волка разгладилось, осветилось изнутри мягким, незнакомым светом.

— Ивви, — нежно произнес он. — Не беспокойся, детка. Мы сами разберемся с Граем. Тебе нужно больше отдыхать.

Улыбка Ивки была отражением лица Элина — счастье и любовь.

— Я совершенно здорова. Но если вы будете продолжать ссориться, тогда я точно расстроюсь. Ваши крики слышны даже в жилом крыле. — Она шутливо погрозила пальцем Граю: — Что ты натворил, негодный мальчишка?

Мальчишка?! Да он младше этой потаскухи всего на несколько лет! Грай открыл рот. Закрыл. Взял себя в руки. И произнес:

— Прости, Ив. Я бы с удовольствием выпил чаю.

Сердце заколотилось. Все складывалось как нельзя лучше.

— Ладно, — проворчал Элин. — Все вы — дети мои неразумные. Прощаю. В который уж раз? Видишь, — он кивнул вслед выходящей Ивке и неожиданно улыбнулся, — на старости лет и мне счастье подвалило. Отцом стану. Анализы подтвердились. Если бы ты знал, сколько лет я ждал этого. И не чаял уже.

Проклятье! Хоть уши закрывай. Элин без мыла к любому в душу залезет, как только рот раскроет. Надо было притащиться этой пузатой дуре!

— Что скалишься? — спросил Элин. — Знаю, думаешь, распустил нюни на старости лет. Только, Грай, страшно уходить из этого мира, зная, что ждет тебя впереди. Страх открывает дверь в сон. И приходит день, когда ты понимаешь — все, что тебе осталось, это лишь готовиться к вечному Темному.

— Подожди, ты же видел Светлый Лес? Учил, что если жить свободно, то есть шанс попасть туда.

Элин поморщился:

— Я слишком стар, чтобы обманывать самого себя. Мой Лес вряд ли будет светлым.

— Отец!

Элин махнул рукой — не нужны мне твои утешения.

— Хочется продлить свои дни, Грай. Оттого-то я и создал «Живых». Чтобы помнили обо мне, когда уйду навсегда. Люди — тупая скотина, стадо. Хочешь, чтобы они за тобой последовали, — придумай легенду и стань избранным.

Грай невольно восхитился. Что ни говори, но старик создал великую империю. Невидимые нити опутывали весь город, управляли самыми разными людьми от мэра до нищего, полубезумного охранника Арни. А самое забавное, что большинство из них даже не догадывались, что пляшут под чужую дудку. Что вокруг — только ложь! С первого слова до последнего.

Элин сграбастал его за шею крепкой пятерней, притянул к себе. Заглянул в глаза, близко-близко.

— Помнишь, как ты тогда замерзал? Из гордости, из обиды. Чтобы причинить боль родителям, которые любви твоей не поняли и не поддержали, когда помощь нужнее всего была. Помнишь, как ты плакал передо мной, когда рассказывал о Марисе?