Затаенная боль. Дневник психоаналитика

Эльячефф Каролин

Она дорожит своими игрушками, потому что понимает, что ей что-то принадлежит.

Теперь она спит в яслях, в своей кровати, потому что болезненные симптомы прекратились и лечение закончилось.

Благодаря энергии и настойчивости нянечки Беллы семейный совет раньше намеченного срока пересмотрел вопрос об ее удочерении и свой первый день рождения годовалая Белла празднует уже в доме своих приемных родителей.

Я долго не могла понять, почему меня так увлекает психоанализ грудных детей, ведь я вовсе не отличаюсь страстной любовью к детям, тем более к грудным, да у меня и нет какого-либо особого дара угадывать их ощущения. И только совсем недавно, разговаривая с другом-хореографом, я внезапно нащупала ключ к разгадке этого моего увлечения, которое уходит в мое детство.

Поскольку я

упомянула хореографию, вы сами можете догадаться, что для меня существует определенная связь между хореографией и экспрессией тела. Как и все маленькие девочки, я мечтала стать танцовщицей, пока меня не охладило строгое родительское замечание: «Если хочешь быть артисткой, ты должна стать самой лучшей!»

Поскольку в детстве у меня было много увлечений, мне было нетрудно отказаться от карьеры профессиональной танцовщицы. Но я продолжаю заниматься танцем, который доставляет мне подлинное наслаждение, свободное от какого-либо тщеславия и внешне не связанное с моей психоаналитической практикой. Это наслаждение полностью зависит от профессионального уровня и доброжелательности педагога, главное для меня — не сама хореография, физические упражнения или «грация» танца, а осознание четкости и правильности совершаемого мною движения, и я целиком завишу от словесных оценок преподавателя. Если я слышу «хорошо», эта оценка оказывает на мое тело незамедлительное и долгодей-ствующее воздействие и совершенно иной, лишь сиюминутный эффект, оказывают неприятные оценки вроде: «Держись прямо!» Ведь в данном случае от меня требуют казаться прямой, а не чувствовать себя прямой. И если уж сравнивать психоанализ с танцем, то психоанализ значительно сложнее искусства танца.

Суть психоанализа заключается в том, чтобы собственным телом почувствовать, какое воздействие на тело ребенка оказали какие-то слова и события, а затем обозначить словами эти ощущения, чтобы слова психоаналитика произвели, в свою очередь, необходимое воздействие на ребенка.

В данном случае нельзя сказать, что с нами говорит тело ребенка. Тело — это лишь сосуд, из которого до нас доносится язык подсознания.

Этот разговор с хореографом, который состоялся незадолго до моей встречи с Беллой и прояснил мне причины моего увлечения психоанализом, помог мне впоследствии понять и неудачу первого сеанса с Беллой: в тот день я еще не осознала, что из-за контр-трансфера (то есть несостоявшегося переноса чувств) тело этой малышки не оказывает на меня никакого воздействия, а предыдущий опыт и теоретические знания не могут подсказать, что же с ней происходит.

Как же так? Когда я в стольких случаях чувствовала консультируемых малышей, то полностью доверяла себе, а стоило мне однажды что-то не почувствовать, как я сразу разуверилась в себе и была уже готова сменить профессию. И объяснение, представьте себе, я снова нашла в танце. Научившись хорошо владеть своим телом, я стараюсь не вспоминать родительское требование «быть самой лучшей», но это не значит, что с возрастом я стала менее уязвимой: если у меня что-то не получается (в данном случае я не могла услышать и понять ребенка собственным телом), значит сама виновата, значит это моя ошибка. Когда во время моей первой встречи с Беллой я пыталась отыскать ответ на мучивший меня вопрос (что с ней происходит?), мне припомнилась теория Винникота, объясняющая случаи сотворения ложной личности, фальшивого «я», призванных спрятать и защитить подлинную сущность человека, его подлинное «я». И я хочу привести характерную фразу Франсуазы Дольто, которую она произнесла в начале сеанса с маленьким Домиником. Этот мальчик гордо заявил ей: «Я совсем не такой, как все. Иногда я просыпаюсь и думаю, что только что пережил настоящую историю». На что Франсуаза Дольто немедленно ответила: «Значит, тогда ты сам стал ненастоящим».

И только после того, как я научилась анализировать мои собственные возможности и способности к восприятию, я смогла «связать тело со словом» (по удачному выражению моего друга психоаналитика Люсьена Коха). Все это доказывает, что ни один психоаналитик не в состоянии проникнуть глубже того, чем позволяют ему собственные внутренние преграды.

Психоанализу не подвергают всех детей, которые содержатся в яслях. Это было бы не только невозможно,

но и нежелательно. Но если какой-либо коллектив или учреждение берут на себя заботу о ребенке, они обязаны обеспечить ему необходимые условия для того, чтобы этот ребенок вырос человеком (мужчиной или женщиной), чье достоинство всеми уважается.

В яслях Антони, где уже давно осознали свою коллективную ответственность за своих питомцев, выработали два важных принципа.

Первое: помещение ребенка в ясли само по себе не является негативным фактором; напротив, оно «благотворно для ребенка, если он понимает, что общество по отношению к нему несет определенные обязательства; и он тоже несвободен от обязательств по отношению к обществу и должен противостоять всему, что может привести его к преждевременной физической или психической смерти» (как писала Франсуаза Дольто).

Второе: ребенок в любом возрасте имеет право на психоанализ, если этого требует его здоровье. И ребенка обязаны рассматривать не просто как носителя симптомов семейной патологии, а как «самостоятельный субъект». Он не только имеет «право на слово»: это слово должно быть «услышано» и воспринято, как мы воспринимаем любую информацию. Если он не говорит или еще не умеет говорить, его тело способно рассказать о пережитом или переживаемом им опыте. Тело может рассказать не только о нанесенном ему физическом ущербе или симптомах внутренних заболеваний, но и о страданиях личности.

Поводом для консультации у психоаналитика могут служить как физиологические нарушения (нарушения дыхательной системы, повторяющиеся инфекционные заболевания, нарушения в пищеварении, кожные заболевания и т. д.), так и поведенческие (недостаточный динамизм, некоммуникабельность, аутизм, склонность к насилию, расстройство речи). И в этих случаях очень важно взаимодействие биологии с психоанализом, что наблюдается не часто.

Говоря о таких серьезных нарушениях, было бы упрощением утверждать, что человек заболевает потому, что его не любят и что любовь способна разрешить все проблемы. Никакие заботы не могут иногда помешать таким детям умереть — столь велики испытываемые ими страдания, препятствующие также и процессу символизации. Так случается чаще всего тогда, когда не стремятся выявить корни происхождения этих страданий.

ГЛАВА 2. ПАПА УБИЛ МАМУ

Не всем повезло стать сиротой.

Жюль Ренар

Психология убийц притягивает всех и каждого. Убийство, совершенное из ревности, служит неиссякаемым источником для художников слова и кино. Во Франции к подобного рода преступлениям относятся даже с некоторым снисхождением. Вся пресса, к великому удовольствию своих читателей, непрерывно пишет об убийцах. Телевидение также предоставляет им слово, и расценки за их откровения прямо пропорциональны любопытству благодарной публики, довольной тем, что видит их за решеткой. Детская преступность пугает взрослых — ведь каждый из них может стать жертвой малолетних преступников и понимает, что нельзя отмахиваться от этого социального зла. Известно, что представительницы женского пола среди убийц и малолетних преступников в меньшинстве (позитивный результат общественного порядка, где доминируют мужчины?).

Условия жизни детей, родившихся в тюрьме, во время заточения их матери за совершенное ею преступление, также не обойдены вниманием; их изучают и вносят изменения в условия содержания, чтобы сохранить связь матери с ребенком. Жестокое обращение с детьми и преступления, жертвами которых становятся дети, вызывают яростное возмущение и даже расправы, в том числе среди заключенных. О таких фактах сообщают лишь в разделах происшествий, подогревая пылкую убежденность сторонников смертной казни. Гнев и отвращение, которые вызывают у нас убийцы, некоторым образом отражают нашу неспособность каждый раз противостоять собственным садистским наклонностям, которые мы проявляем по отношению к детям: кто не помнит, словно это было вчера, унижения, испытанного в детстве? Кто ни разу в жизни не злоупотребил властью в отношении ребенка? Разве возникла бы необходимость принимать Всемирную Декларацию прав ребенка, если бы эти права столь часто не нарушались в мире, претендующем на то, чтобы именоваться цивилизованным?