Затаив дыхание
Шрифт:
Наконец, донеслись глухие шаги, негромкий треск, и в телефоне раздался голос Ричарда:
— Алло?
— Да, Ричард. Удалось ее найти? — в сильном волнении, точно наивный подросток, добивающийся внимания девушки, спросил Джек.
— Увы, нет.
— Она что, вышла?
— Гм, по-моему, она еще не готова.
— Что значит «не готова»?
— Не готова разговаривать. Понял? — скупо ответил Ричард.
Так опытный сапер ведет себя с неразорвавшейся бомбой.
— Ричард, скажи ей, что они уехали, ладно? Уехали насовсем.
— Кто уехал?
—
— Ну, что между вами не все ладно. Как я понял, там замешан некий мальчуган. Но он не от Миллисент.
— Верно. Словом, скажи ей только, что они уехали к себе. Навсегда.
— Будет сделано.
Джеку показалось, что на заднем плане звучит чей-то настойчивый голос, но вряд ли это голос Милли.
— А как поживает твоя мать? — спросил Ричард, будто только что о ней вспомнил, но прозвучало это не очень убедительно.
— Довольно-таки плохо, — сказал Джек.
— Вот беда, — по-прежнему неубедительно посочувствовал Ричард. — Мне очень жаль.
Все-таки Ричард, видимо, поговорил с Милли, потому что на следующий день она вернулась домой. Джек уже целые сутки размышлял о небытии. Иначе говоря, он всерьез рассматривал смерть как более предпочтительный для него вариант, нежели жизнь; размышлял спокойно и отстраненно, будто из двух депозитных счетов выбирал тот, который принесет больше дохода. Казалось, все его существо — кровь, кости и сердце — пропитано больницей. Ему тяжко видеть страдания матери и упорную надежду отца на ее выздоровление, в то время как жизнь, жестокая и обманчивая, идет своим непредсказуемым чередом. Как-то, повинуясь неосознанному порыву, он заглянул в шкаф Милли и заметил, что коробка с прахом их погибшего ребенка исчезла. На коробке была наклейка с именем: «Макс Миддлтон». Могла бы меня спросить, подумал Джек. И почему только люди ни о чем не спрашивают? Но не ему ее винить.
Зато Кайю он вправе винить. Надо написать ей, как только он обуздает свою злость. Сначала он решил, что Кайя — женщина взбалмошная. Но, подумав, пришел к выводу, что она хотела его наказать. И ей это удалось. Не мудрено, что он крепко сердит на нее.
Он и помыслить не мог о том, чтобы повидаться или хотя бы поговорить с кем-нибудь из старых друзей — к примеру, с Ником Брадфордом или с «Горемыкой» Барнаби (Говарда нет в Лондоне, он все еще на Сицилии): его инстинктивно тянуло побыть одному. Кончилось тем, что, к собственному немалому изумлению, на следующий вечер он оказался в саду у Эдварда Кокрина, где они вдвоем стали пить шампанское.
Дело было так. В самый неподходящий момент, когда Джек в полном отчаянии сумерничал в саду, раздался звонок во входную дверь. Может, Кайя, — мелькнула абсурдная мысль.
Но это был Эдвард Кокрин.
— Здорово!
— Я занят, Эдвард.
— Мы — два сапога пара, и не думай это отрицать.
К тому времени Джек забыл, что отец Эдварда покончил с собой. Но, увидев землистую, щенячью физиономию соседа, его приплюснутый, облупившийся на солнце нос, разом вспомнил.
— С чего ты взял? Сходства маловато.
— Вот тебе мой совет:
— У меня, черт возьми, естьработа, Эдвард. И за старухами я тоже ухаживаю. Хотя бы за собственной матерью.
Склонив голову набок, Эдвард уточнил:
— Я говорю про помощь чужим людям. Тогда не останется времени на всякую хрень.
— Спасибо за ценный совет, приятель.
135
«Оксфам» — независимая международная благотворительная организация помощи голодающим и жертвам стихийных бедствий в различных странах мира. Основана в Великобритании (Оксфорд) в 1942 г.
Джек уже собрался закрыть дверь, но не тут-то было: Эдвард решительно воспротивился.
— Хочешь, барбекюшку сварганим? Только ты да я. Поплачемся друг другу в жилетку, выпьем шампусика?
— Барбекю? Если ты не в курсе, в Англии конец октября.
— Брось, у нас здесь Австралия. Жара рекордная. Не заметил, что ли? В Йоркшире народ загорает.
— Нет, в общем, не хочется.
— У меня все готово. Кончай думать про крюк с веревкой. Мясо — лучше не бывает. Свежайшее. Сегодня днем урвал. А на сладкое — зефир.
Джек вдруг почувствовал, что проголодался. После завтрака у него маковой росинки во рту не было: в больнице на обед принесли яичницу — и опять с карри; запах карри, смешанный с вонью дезинфекции, на несколько часов отбил у него аппетит.
Вот так он и очутился у соседа, в его ухоженном саду с разными водными прибамбасами, извилистыми кирпичными дорожками и изысканными античными статуями; все это тонуло в сладостном хмельном тумане от выпитой бутылки «Боланже». Он отклонил предложение хозяина поставить негромко, «для настроя», диск «Роллинг Стоунз».
— Милли мне вкратце все рассказала, — небрежно бросил Эдвард. Он почти в открытую радовался неладам у соседей. — Про компанию «Врун и сын».
— Какого дьявола она тебе-товыкладывала?! С ума сойти.
— Честно скажу, я провел целое расследование. Сам знаешь, Милли с Лилиан были закадычными подружками.
— С Лилиан, но не с тобой.
— Верно, но я умею обаять женщину.
— Надеюсь, что не мою жену.
Эдвард залился смехом, продолжая ворошить горящие угли в причудливом кирпичном сооружении для барбекю. Шорты в стиле «джунгли» едва не лопались на его объемистых ляжках. Сыпавшиеся с деревьев листья вспыхивали, не долетая до огня.
— Увы. Такая рыбка на мою наживку не клюнет. Она попросила меня присматривать за домом. По-соседски. Чувствовалось, что она в большом расстройстве. Я всегда знал, что ты с придурью, но что такой болван, не представлял! Подумать только! Имея законный неограниченный доступ к телу Милли Дюкрейн, связаться с тупой балтийской блондинкой!