Затаившийся Оракул

Риордан Рик

мою тень. Оба парня испарились. Я уже и забыл о способности путешествовать по теням – о том,

как дети Аида могли ступить в одну тень и выйти из другой, иногда находящейся в сотнях миль

от первой. Аид любил подбираться ко мне таким образом с криком "ПРИВЕТИК!" именно в тот

момент, когда я готовился послать стрелу смерти. Его забавляло, когда я промахивался и

случайно истреблял не тот город.

Остин вздрогнул.

— Терпеть не могу, когда Нико так

исчезает. Какой у нас план?

— Вы двое – в запасе, – сказал я. – Если я промахнусь, если умру... все будет в ваших руках.

— Воу, воу, – сказала Кайла, – Как это понимать, если промахнешься?

Я вытащил свою последнюю стрелу, ту, что нашел в роще.

— Я собираюсь выстрелить этой восхитительной громадине в ухо.

Остин и Кайла обменялись взглядами, будто бы задаваясь вопросом: а не сошел ли я с ума, неся

это тяжкое бремя смертного бытия?

— Чумной стрелой, – объяснил я. – Я зачарую стрелу болезнью и выстрелю ей в ухо статуи. У

него полая голова. Уши – ее единственные отверстия. Стрела должна быть достаточно

смертельной, чтобы уничтожить силу, приводящую Колосса в движение... или хотя бы привести

ее в негодность.

— Откуда ты знаешь, что это сработает? – спросила Кайла.

— Я не знаю, но...

Наш разговор вынужденно прекратился из-за того, что нас неожиданно настигли тяжелые ноги

Колосса. Мы помчались в сторону, чудом избежав того, чтобы оказаться расплющенными.

Позади нас закричала Миранда:

— Эй, уродец!

Я знал, что она не ко мне обращалась, но я все равно обернулся. Она подняла руки, и морская

трава поднялась с песка, опутывая лодыжки статуи. Колосс довольно легко освободился, но это

ему достаточно не понравилось, чтобы послужить отвлекающим маневром. Смотря на то, как

Миранда сражалась со статуей лицом к лицу, я вспомнил Мэг и снова почувствовал себя

подавленным.

Тем временем Эллис и Сесил, стоящие по разные стороны от Колосса, бросались камнями в его

голени. Горящие снаряды лагерных баллист врезались в обнаженный зад Мистера Красавчика,

заставляя меня сочувственно вздрогнуть.

— Так что ты говорил? – спросил Остин.

— Точно, – я крутил стрелу меж пальцев. – Я знаю, о чем вы думаете. У меня нет никаких

божественных сил. Вряд ли я смогу состряпать черную смерть или испанку. И все же, если я

подберусь достаточно близко и выстрелю прямо в его голову, то смогу хоть немного ему

навредить.

— А.... если не выйдет? – спросила Кайла. Я заметил, что ее колчан был так же пуст.

— У меня не будет сил для второй попытки. Попробовать предстоит тебе. Найди стрелу,

попробуй зачаровать

ее какой-нибудь болезнью и стреляй, пока Остин управляет колесницей.

Я понял, что эта просьба невыполнима, но они приняли ее в мрачном молчании. Я не знал,

испытывать ли благодарность или вину. Когда я был богом, я считал само собой разумеющимся

то, что смертные в меня верили. А теперь... я снова просил своих детей пожертвовать своими

жизнями и не был до конца уверен, что мой план сработает.

Я заметил какое-то быстрое движение в небе. На этот раз это была не нога Колосса, а колесница

Шермана Янга без самого Шермана Янга. Уилл приземлил ее и вытащил оттуда Нико ди

Анджело, находящегося в полубессознательном состоянии.

— Где остальные? – спросила Кайла. – Шерман и девочки из домика Гермеса?

Уилл закатил глаза:

— Нико убедил их уйти.

И будто по сигналу я услышал, как где-то вдалеке кричит Шерман:

— Только попадись мне, ди Анджело!

— Идите, ребята, – обратился ко мне Уилл. – В колесницу поместится только три человека. А

Нико после этого путешествия по теням в любой момент может вырубиться.

— Неправда, – возмутился Нико и потерял сознание.

Уилл закинул его себе на плечи, унося, крикнул:

— Удачи! Я пойду принесу Повелителю Тьмы немного Gatorade! ( прим.: разновидность

спортивных напитков)

Остин первым заскочил в колесницу и схватил вожжи. Как только я и Кайла оказались в ней, мы

тут же взлетели ввысь. Пегасы умело кружили и виляли вокруг Колосса. В моем сердце

затеплился огонек надежды. Мы можем превзойти этот огромный кусок прекрасной бронзы.

— Так, – сказал я, – как бы мне зачаровать эту стрелу чумой...

Стрела содрогнулась от оперения до кончика:

МОЛЮ, НЕ ДЕЛАЙ СЕГО, – сказала она.

Я стараюсь избегать оружие, способное говорить. Оно мне кажется грубым и отвлекающим. У

Артемиды был лук, который мог ругаться, как финикийский моряк. Как-то раз в таверне в

Стокгольме я встретил бога, который был чертовски горяч, но его меч все никак не затыкался.

Я отошел от темы.

Я задал самый очевидный вопрос:

— Ты что, только что что-то сказала?

Стрела задрожала.

ВОИСТИНУ. ПРОШУ, ПОЩАДИТЕ! СТРЕЛЬБА – НЕ ЦЕЛЬ МОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ.

Голос был мужским и громким, а интонация — мрачной и монотонной, как у плохого актера,

играющего в пьесе Шекспира.

— Но ты же стрела, – сказал я. – Если тобой не стрелять – то конец. (Ах, мне стоит лучше