Затерянная в Париже
Шрифт:
— Обедать? — спросила она. — Вы хотите сказать — в ресторане?
— Почему бы и нет? Мне кажется, это будет вам интересно, и к тому же у меня будет возможность показать всем очень красивую даму, которая меня сопровождает.
— Вы хотите пригласить мадемуазель Жуан? — спросила Уна.
Герцог бросил на нее быстрый взгляд и ответил:
— Нет, я бы хотел, чтобы мы пообедали вдвоем.
Наступило молчание, потом Уна сказала:
— Мне бы очень этого хотелось, но, боюсь, вы не сможете гордиться мной сегодня вечером, потому что у меня только одно вечернее
Глаза герцога блеснули. Ну наконец-то! Вот и та промашка, которой он так долго ждал.
— Ну, это легко исправить, — ответил он. — Если ваш гардероб так скуден, то мы можем что-нибудь придумать.
— Что… вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, — ответил он, — что, конечно же, вы можете выбрать несколько платьев — любых, каких захотите, а я оплачу счет.
Он говорил откровенно, так как решил, что все игры между ними кончены. Чем быстрее они вернутся к сути, тем лучше.
Молчание затянулось, и герцог еще раз повернулся, чтобы заглянуть в маленькое личико, обращенное к нему.
— Что такое? — спросил он.
— Мне… кажется… я не поняла… — ответила Уна. — Вы… предлагаете мне вечернее платье?
— Столько платьев, сколько захотите, — беззаботно ответил герцог. — Не бойтесь меня разорить.
— Я уверена… вы хотите показать свою любезность… — запинаясь, произнесла Уна. — И с вашей стороны это очень великодушно… но я не могу принять платье в подарок, а… заработать достаточно денег, чтобы заплатить за них, я смогу не скоро.
Герцог раздумывал, не пришло ли время сказать ей: «Бросьте притворяться!», — но потом решил, что она вполне может пока продолжать обманывать его. При этом он все же не удержался и подумал, что, наверное, она предполагает получить большее вознаграждение, чем то, которое досталось бы ей, если бы она сразу согласилась. Вместо этого он только сказал:
— Вы не очень благодарны за подарок, который я хочу вам сделать.
— Я не хотела… быть неблагодарной, — ответила Уна. — Я уже говорила вам, что вы очень, очень любезны… но это будет нехорошо… так что я только могу еще раз поблагодарить вас… и отказаться.
— Почему? — спросил герцог. — Я не понимаю.
— Мама всегда говорила мне, — сказала Уна, — что дама ни в коем случае не должна принимать подарков от джентльмена.
Герцог подумал о десятках женщин, которые с жадностью принимали от него все, что он рад был подарить им. Всегда начиналось с маленького самоцвета, с брошки, браслета, пары сережек, затем появлялись жемчуга, которые стоили немыслимых денег, потом платья, меха, зонтики от солнца и тысячи разных вещей.
Он ни на секунду не поверил, что Уна отказалась от его предложения — она просто ожидала, что он начнет уговаривать ее.
— Я думаю, самым разумным будет послать за каким-нибудь известным портным с улицы де ля Пэ и попросить, чтобы он скроил вам платья, которые подчеркивали бы ваши достоинства. А пока они не будут готовы, он мог бы предложить вам какие-нибудь другие платья.
Уна всплеснула руками:
— Я смогу сама купить… платье, когда месье Дюбушерон заплатит
Герцог рассмеялся.
— Совершенно непрактичное решение, да и вы не настолько глупы, чтобы всерьез об этом говорить.
— Глупа?
— Вы не хуже меня знаете, что все деньги, которые вы получите за картину вашего отца, должны быть отложены про черный день. Рано или поздно он придет! А пока я готов побыть вашим банкиром, и не нужно отказываться от моего предложения.
— Я же пыталась… вам все объяснить, — сказала Уна. — Это было бы нехорошо. Мама говорила, что если девушка помолвлена с джентльменом, ему позволительно подарить своей невесте веер или даже пару перчаток на Рождество, по все прочее будет неправильно истолковано любым человеком, который об этом узнает.
— Неправильно истолковано? Каким образом? — медленно произнес герцог.
Уна помолчала и нерешительно сказала:
— Мама считала, что девушку сочтут… сочтут, что девушка слишком торопится, позволяя джентльмену, как бы хорошо она его ни знала, подарить ей что-либо из одежды.
— Если ваша мама так считала, — сказал герцог, — как вы думаете, что бы она сказала, если бы узнала, что вы одна, без компаньонки, живете у меня?
Опять наступило молчание, а затем Уна медленно ответила:
— Я об этом… как-то не думала… до этой минуты… с моей стороны… нельзя было принимать ваше приглашение. Мне больше некуда было идти.
В ее голосе слышался сильный испуг, и герцог сказал:
— Я лично решил бы, что чрезвычайно глупо отказываться от моего приглашения и быть вынужденной искать пристанище среди ночи.
— Это было бы… очень страшно.
— Проглотив верблюда, — сказал герцог, — разве подавишься комаром?
— Вы хотите сказать… что раз я… живу у вас… я должна позволить вам… подарить мне платье?
— Не платье, а все, что вам нужно. Уна помолчала и сказала:
— Извините, можно я… подумаю?
— Конечно, — ответил он. — Не торопитесь, и, возможно, вечером мы выберемся куда-нибудь в тихое местечко, и я не буду вас стесняться.
При этом он подумал, что нарушает все правила Квинсберри и наносит удар ниже пояса. В то же время он почувствовал, что этот разговор начинает ему надоедать.
Ему хотелось одеть Уну.
Ему хотелось, чтобы ома прекрасно выглядела — так, как он представлял, она будет выглядеть в изысканном платье, какие шили в Париже и копировались потом по всему свету.
«К черту! — подумал он. — Пришло время мне сыграть главную роль в этой пьесе, которая может быть поставлена только в Париже, хотя должна быть написана не для английских, а для французских актеров».
Глава 5
Некоторое время ониехали молча, а потом герцог опять заговорил:
— Какой у вас самый любимый камень? Уна, которая явно думала в это время о чем-то другом, вздрогнула при звуке его голоса.
— Камень?
— Я хочу сказать — драгоценный камень, — пояснил герцог. — Все женщины любят украшения. Я думаю, и вы не исключение.