Затерянная во Вратах

Ловина Елена

Любовь, как зовут обычные люди Истинное пламя, тоже оставляет в ауре частички, даже более мощные, щедрые, неистребимые. Возможно, будь у магистра к маме сильное пламя, то и мама могла бы пройти тот портал, стоит только напрячься и заглушить те частички ауры, которые не относятся к Клевру…

Но мама не пойдет на это даже если б могла — видно по ее напряженным крыльям, по чешуйкам, вздыбленным от ярости, по тому, как смотрят все пять голов на магистра, почти не мигая.

Я б на месте магистра даже не стала рассматривать эффект от своих слов, а сразу бы рванула в портал со всех крыльев, чтоб ненароком в человеческой форме не подожгло от гнева, который вот уже

готов вырваться из всех голов разом. Но тот, видимо, слишком долго ждал этого дня, чтобы прочувствовать всю прелесть мести: стоит на краю портала — одна нога уже в том мире, в который нас выкидывает (ощущаю магию мира и запах его незабываемых растений; вот честно, не будь все так печально с нашим попаданием в этот мир, я бы в нем сама с удовольствием задержалась), а другая еще здесь — в нашем пространстве, между мирами. И он еще ухмыляется, словно вышел в итоге победителем.

— Вы знаете, что делать, — гад даже воздушный поцелуй послал, — иначе с вами будет тоже самое, что и с розами, которые я вам дарил перед входом в портал.

И портал пропал — он даже шаг не сделал внутрь — а мы остались стоять, переваривая все, что услышали. Говорят же, что чем дрох крупнее, тем мозг у него занят больше, особенно если пять голов одновременно начинают думать. В общем, мы застыли, пытаясь понять, что там было с розами (к сожалению, присказка про крупного дроха имеет более неприглядную трактовку: чем дрох крупнее, тем он глупее).

Мы и не вспоминали про эти розы, Тьма ему под хвост! Ну, подумаешь, рассыпалась, стала неприглядная, даже мерзко пахнуть стала — больше на экскременты похожа…птичьи. Но ведь никто б не связал эту дрянную субстанцию с нашим дальнейшим несчастьем. И никто не насторожился, ведь раньше ни один предмет, живой или не очень не менял своей структуры. Если только магистр не делал эти розы сразу из дерь…фуууу.

— Фуууу, — Ваюни первая озвучила мою догадку, — он нам подарил дерьмовые розы.

— Ваюни, фу, — грозно рыкнула прабабушка, которая строго следила за чистотой наших речей и слово «дерьмо» не воспринимала ни в каком контексте — только «экскременты». — Это было гавно, девочка, а дерьмо для подарков Клевра — слишком поэтично.

Охо-хо…прабабушка — ты мой кумир навеки.

— Он сказал, что мстит тебе, Сиушель, — тетя Ллой вдруг повернулась к маме и зарычала, словно ее заарканили себринными нитями, от которых дрох ни в человеческую форму вернуться не может, ни магией воспользоваться, ни огнем разить. — Почему же мы тут с тобой уже столько времени бьемся с порталами, когда ты одна должна была отвечать перед ним?

— Как тебе не стыдно, Ллой, — бабушка Куэларо строго смотрела на свою дочь, но у той, видимо, началась истерика, которую все это время она пыталась сдержать.

— Мне не стыдно, мама! У меня тут три маленькие дочери, я сама жду еще одного ребенка, которому в этих блужданиях суждено вылупиться, а не родиться! Почему мои дети должны страдать от того, что когда-то мой брат связал свое пламя с чьей-то невестой?

— Прекрати! Ты позоришь королевский род, сестра! — тетя Каммей рыкнула не хуже жардана Кевора на построении телохранителей. — Я тут тоже вроде как с детьми, да и Сиушель не одна — в таком же положении, что и ты. Кстати, может напомнить, как мы всем родом отбивали тебя от принца Ларантайна? Или напомнить про помолвку с конюхом?

— Стоп! — мама редко рычала так, что сотрясалось пространство (где-то тут должно появиться после ее рыка ущелье или вырасти гора). — Прекращаем меряться конфузами.

Мама оглядела всех, каждого телохранителя, каждую родственницу, нас, своих дочерей,

и только потом продолжила.

— Если кто-то считает так же как коллоссара Ллой, можете высказаться сейчас, но только сейчас — в дальнейшем я не потерплю ничего подобного ни в свой адрес, ни в адрес моих дочерей или родственниц.

Все застыли, раздумывая, стоит ли идти на поводу своих эмоций и говорить все, что крутится в голове уже…месяц? Подумать только, мы уже месяц варимся, крутимся, маринуемся — любой эпитет примени и будет все про нас и наше положение. Только не многие хотели бы говорить сейчас про свои чувства — мы слишком привыкли делиться огнем с родными, друзьями, поэтому бережем свое пламя, а то вдруг языки начнут гаснуть от отрицательных эмоций.

Нам, королевской семье повезло больше телохранителей — нас в этом пространстве много (я имею ввиду родственников) — каждый из нас горит частью пламени в четырнадцати сердцах других. И пусть почти столько же сердец ждет нас в Арх-Руа — здесь мы как каменная стена: даже если один камень даст трещину — вся стена устоит и не развалится, да еще сломанный камень придержит. Такова уж сила огня в нашем сердце.

А вот телохранитель — он один здесь, сам по себе, пусть их в два раза больше, чем нас, но в единении они слабее — их держит здесь только долг и клятва королевскому роду. Мало кто может сказать, что мы горим в его сердце наравне с родителями, или возлюбленной, или детьми. Поэтому выходить за рамки устава для них опасно: если пустить в свое сердце тех, кого призван защищать, то можно слиться с нами, прикипеть, а потом сложно будет расстаться, а это несет в себе опасность потерять часть своего пламени.

Поэтому никто из телохранителей не пошел открыто обвинять королеву в том, что она виновата в нашем положении — устав требует субординации и позволяет жить, не открывая свое сердце и не теряя частичку пламени. Ведь без пламени дрох — пуст и лишен части жизни. Он снова становится диким, как в древние времена.

Но не все мужчины в нашем отряде обладали той стойкостью, которую испытывают при поступлении в капитоний телохранителей, той верой в непреложность устава и единственно верный приказ командира. Я видела, как дернулся сказать что-то Гориан, тот телохранитель, что уже не раз выказывал недовольство, но под тяжелым взглядом жардана Кевора, стушевался и отступил.

Зря жардан не дал ему высказаться, ведь мама дала шанс каждому. Нужно было дать ему слово, но кто я такая, чтобы идти против старших?

Кому нужно мнение третьей принцессы, когда все понимают, что даже мы, дети королевы (а я это видела по глазам своих сестер), на мгновение подумали все тоже, что высказала одна лишь тетя.

Только она уже не принцесса. Давно, с того дня, как мой отец занял трон. А вот мы ими будем еще долго, до того дня, как отец передаст трон нашему брату. Сегодня и всегда мы с сестрами обязаны думать в первую очередь о других, а не о себе. Поэтому мы не имеем права даже мысленно говорить те слова, что позволила себе тетя Ллой.

Только вот право высказаться дали на очень короткий срок, а потом ни мама, ни дядя Рар не остановили жардана и сделали вид, что не заметили порыв Гориана. Как я уже сказала — им виднее.

— Значит, эту тему закрыли и больше к ней не возвращаемся, — через некоторое время сказала мама, взмахами крыльев показывая, чтобы все встали перед ней, разрывая тот круг, который создали, пока магистр Клевр был здесь. — Теперь про то, чтобы кто-то из нас остался в другом мире… Никто не будет жертвовать собой в угоду Клевру. Мы вместе попали в эту зад… неприятность — вместе и вернемся в Арх-Руа.