Затерянный город
Шрифт:
Глава 1
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КОТЕНОК
— Мьоли! — тихо позвала Анита. — Мьоли!
Привстав, она осмотрела зеленую лужайку, прислушалась, приоткрыв рот, и повернулась к каменному колодцу. Что-то скрипнуло? Шевельнулось? Прошелестел упавший лист? Девочка внимательно осмотрелась. Нет, ничего такого не произошло.
Котенка в колодце не оказалось.
Анита
Уже поздно. Июньское небо над головой цветом походит на засахаренный апельсин. С лагуны дует свежий ветерок, покачивая недавно распустившиеся глицинии и разнося нежный запах сирени.
— Мьоли! — снова позвала Анита, хотя понимала, что нет смысла искать здесь котенка.
Возможно, он забрался на кривой ствол глицинии, прошелся по витым металлическим прутьям виноградной беседки и в который уже раз перепрыгнул через низкую каменную ограду, которая окружала небольшой сад. И все произошло, можно сказать, на глазах Аниты, которая все послеобеденное время занималась тут, за столиком на лужайке.
— Как досадно!
Ветер шуршал страницами учебника истории, словно старым веером.
«Как досадно! — повторила девочка про себя. — Когда же я видела Мьоли последний раз?» Раньше. «Но когда раньше?» — задумалась она, теребя резинку.
У Аниты еще никогда не было часов. Время она отмечала зрительными впечатлениями. Когда солнце опускается за ровный горизонт в лагуну и словно воспламеняет воду между суденышками, направляющимися в Местре и Кьоджу, это значит, день подходит к концу.
Над головой совсем низко, громко шумя крыльями, пронеслась целая эскадрилья голубей.
Это другая примета неминуемого заката, и для Аниты своеобразный сигнал: пора взять реванш. И теперь нельзя терять ни минуты.
Девочка поспешно сунула в рюкзак книгу, тетрадь и ручку и побежала по узкому и длинному двору к дому — к старинному трехэтажному зданию с обшарпанными стенами и узкими стрельчатыми окнами. Из отверстий под крышей торчали железные балки, какие ставят, когда ремонтируют здание.
Девочка вошла в вестибюль, тронула перила узкой лестницы, ведущей на второй этаж, и прислушалась. Далеко наверху, где работала мама, звучало радио, настроенное, как всегда, на классическую музыку. Звуки скрипки, сопровождавшие какую-то знаменитую арию, витали вокруг, словно призраки, рождая печальное эхо.
Все стены вдоль лестницы от пола до потолка разрисованы темными фресками, изображавшими какие-то лица, животных и фигуры, утопавшие в тени. Потолок, наверху, под самой крышей, пылающий ярким золотистым цветом, пересекает глубокая темная трещина.
Аните она представлялась корнем какого-то дерева.
— Дерево времени и запустения, которое питается пустотой и тишиной, — шептала она всякий раз, следуя взглядом за изрезанными краями трещины до самой «лужи», в которой та исчезала и в которой девочка, казалось ей, различает маленькие серебряные листики.
И ничего не могла поделать: она всегда была такой фантазеркой.
Она
Даже если ей говорили, что она ошибается, и объясняли, что лишь кажется, а на самом деле ничего такого нет и в помине.
Но в этот вечер для Аниты не было в помине только котенка.
Она опустилась возле лестницы на колени и снова позвала:
— Мьоли!
Но расслышала только скрипичную музыку, звучавшую по радио, и далекий людской говор, доносившийся снаружи — с постоялого двора или с канала.
Анита поднялась по лестнице, переступая через две ступеньки. Не стала смотреть на людей, изображенных на фресках, и держалась поближе к перилам.
Как-то раз она представила, будто эти скрытые в стенах фигуры могут украсть ее или хотя бы просто ухватить за одежду. И с тех пор эта мысль не давала ей покоя. В волнении она быстро взбежала на третий этаж и перепрыгнула через железные балки на полу. Здесь все комнаты до потолка заполняли строительные леса.
Мама Аниты находилась там, под самой крышей.
Грязная рабочая одежда серого цвета, прозрачная пластиковая шапочка на светлых волосах и огромные желтые очки делали ее похожей на какое-то уродливое насекомое.
Мама Аниты — художник-реставратор. Несколько недель назад ей поручили реставрировать этот старинный дом со множеством живописных росписей на стенах. Восстановление фресок требовало большого терпения. И мама Аниты медленно возвращала к жизни старинные росписи — скребла, терла, чистила их с помощью скальпелей, ножей и ватных тампонов, смоченных в дистиллированной воде. Ей придется работать по меньшей мере год, чтобы восстановить живопись на всех стенах в этом доме.
И Анита все время будет здесь.
Она охотно переехала в Венецию, и ей очень нравилось заниматься тут, на лужайке. Дом, конечно, чужой, но благодаря маминой работе он казался Аните уже почти своим.
— Мама! — крикнула она, войдя в комнату. — Ты не видела Мьоли?
Мама, стоявшая на лесах под потолком, даже не услышала ее. Она была поглощена своей работой и музыкой, которая доносилась из маленького приемника.
Анита позвала маму еще раз, потом поняла, что делать это бесполезно, придется искать котенка самой. Она опустила рюкзак на видное место у двери — так мама поймет, что она ушла, — быстро вернулась в сад, подняла тяжелую задвижку на дверце в ограде и вышла на один из каналов залитой солнцем Венеции.
Венецианцы называли это здание Разрисованным домом из-за того, что все стены в нем покрыты живописью. Дом находился в районе Дорсодуро, в южной части города, там, где, по мнению жителей, только и остались еще последние настоящие венецианцы.
Анита всего несколько месяцев назад приехала в этот волшебный город на воде. Звали девочку Анита Блум. Анита — ей исполнилось двенадцать лет — счастливая, причем единственная, дочь итальянской художницы-реставратора и английского банкира, оставшегося в Лондоне, но собиравшегося приехать к ним. Несмотря на то что, любил повторять ее отец, не так-то просто убедить банк переехать из Лондона в Венецию.