Затерявшиеся во времени
Шрифт:
Он поравнялся с женщиной, которая очень торопилась.
– Извините, – окликнул он ее из открытого окна. – Мне нужно узнать кое-что.
– А мне нужно, чтобы меня подвезли, – быстро ответила она. Прежде чем он смог что-либо сказать, она отворила дверь и села рядом с ним. – Ну и паршивая же ночка выдалась сегодня, – сказала она. – Мой автобус так и не появился. Пришлось шагать всю дорогу от базы. Днем мне это приходилось проделывать, но ночью это просто убийство.
– База?
– Королевских ВВС в Кастертоне.
Сэм увидел, что на девушке форма.
– О, вы... – он поискал нужные
– Точно. – Она улыбнулась. – А вы американец? Не немецкий же шпион?
– Нет. Угадали с первого раза. Американец.
– Нью-Йорк?
– Видно невооруженным глазом?
– Но вы и в самом деле из Нью-Йорка, – широко улыбнулась она. Ее губы были окрашены чрезвычайно красной помадой. – Мне показалось, что я узнала акцент. Я работаю с американским офицером связи, он из Бруклина, поэтому я решила, что вы с ним два сапога пара.
Сэм снова прибавил скорости. Он чувствовал часы на своем запястье, они стучали, как маленькое сердце, выкачивая из жизни секунду за секундой. И снова пришла мысль, что он может и опоздать.
– Задержалась на базе. Понимаете, я получила отпуск на сорок восемь часов, чтобы присутствовать на завтрашнем бракосочетании сестры в Харроугейте. Она выходит замуж за канадского авиационного инженера. Поезд из Кастертона уходит в 23.00, так что я теперь доберусь туда с запасом. Спасибо.
– Мне надо попасть в одно место в городе. Оно называется Грачевник. Не знаете, где это?
– Грачевник. Грачевник... – говорила она, пытаясь вспомнить. – О да! Швейцарские дома в северной части города.
– Дома? – Он думал, это один дом.
– Да, их там несколько, они выстроены в виде квадрата. Ух ты! – воскликнула она. – Вот так машина у вас, мистер м-м-м?..
– Сэм.
Они пожали друг другу руки. Он заметил, что она носит хлопчатобумажные перчатки под цвет мундира.
– Рада познакомиться, Сэм. А я – Рут. – Она широко улыбнулась. – Это сокращенно от Рутлесс. [16] Так меня братишки называли, когда я их обыгрывала в теннис. – Она перевела взгляд на приборную доску, которая сейчас светилась мягким зеленоватым светом. – Ой, ну что за машина! Такой я никогда еще не видела.
16
Рут (Ruth) – Руфь (библ.) означает милосердие; less (англ.) – отсутствие чего-либо. Соответственно, Рутлесс – безжалостная.
– Последняя модель, – отозвался Сэм, продолжая наращивать скорость.
– Военная?
– Конечно.
– Понятно. Секрет. Болтун – находка для шпионов. Ничего, если я закурю?
– Будьте как дома.
– Вы очень быстро ездите.
– Извините, очень тороплюсь.
– Дело жизни и смерти?
Он кивнул.
Она вздохнула.
– В эти дни – дело обыкновенное. Гляньте на прожектора. Если они поймают немецкий самолет... – Тут она подняла палец, изображавший пушку. – Бах-бах! А что делать? Или мы, или они.
Сэм вел машину по пустынной Хай-стрит. Он заметил, что стекла в домах и витрины магазинов заклеены крест-накрест липкими лентами, которые должны были уменьшить опасность
Все фонари на улице были погашены – необходимая мера предосторожности при налетах. Ни единого лучика света не пробивалось из завешенных шторами окон домов. Все это придавало Кастертону вид города-призрака. Ни машин, ни света, ни людей.
Сэм пользовался лишь подфарниками и надеялся, что перед ним не возникнет неожиданно ни лошадь, ни грузовик. При его скорости даже думать не хотелось о возможных результатах столкновения.
– Пусто. Проклятая воздушная тревога. Ненавижу, когда город такой, – сказала она. – Противно, правда? Сворачивайте влево.
Сэм притормозил, и покрышки забуксовали на толстом слое конского навоза, лежавшего всюду и образующего мягкий ковер.
– А зачем все эти переключатели? – спросила Рут, разглядывая приборную доску, пока Сэм сворачивал на боковую улицу.
– Свет, отопление, плеер.
– Плеер?
– Проигрыватель. – Все, чего хотелось Сэму в эту минуту, это оказаться у дома, где должно произойти убийство, а потому, даже не раздумывая, он нажал на клавишу плеера. Музыка ударила из всех четырех динамиков, от басового звучания в руках Сэма завибрировал руль.
Испуганная Рут взглядом искала скрытые источники музыки.
– Вот это звук! А кто поет?
– Майкл Страйп. Он из американского джаза, который называется РЕМ.
– Рем? Для меня это новость. В Америке такая музыка популярна?
– Будет. – Сэм еще крепче сжал руль. Все мышцы напряглись. Он пристально всматривался в темноту улицы. – Далеко до Грачевника?
– Как раз вон за той церковью, что справа. Здесь. Здесь. Въезд вон там, где припаркован грузовик.
Сэм направил «ровер» в другую узенькую улочку, которая выводила на сквер, обрамленный довольно большими отдельными домами. В сквере было темно. Какое-то движение чувствовалось лишь в деревьях и кустарниках сквера, чьи листья дрожали под слабым ветерком.
Сэм выключил мотор и погасил свет.
Сирены молчали. Прожектора в полной тишине рыскали в черном небе. Прямо перед ними висел аэростат заграждения, показывая свое серебристое брюхо, когда на него попадало отражение луча в миллион ватт.
– Мой поезд отходит через три четверти часа, – сказала устало Рут, ибо она поняла, что Сэм сейчас вряд ли рванет по темным улицам города, чтобы отвезти ее на вокзал. – Пожалуй, мне лучше идти. – Она вылезла из машины. Однако, несмотря на сказанное, продолжала стоять, держа в руке маленький чемоданчик и явно колеблясь – уходить ли?
Сэм молча отошел от машины, продолжая всматриваться в слепые лица домов. Среди них был тот, который ему необходим. Именно в нем сегодня должны перерезать горло мужчине, женщине и ребенку.
Если, конечно, ему не удастся предотвратить это.
И это будет означать, что он изменил ход истории.
Последствия такого поступка невообразимы.
А может, ему следует просто уйти отсюда? Пусть свершится то, что должно свершиться.
Иначе его действия изменят будущее. И даже если он вернется в 1999 год, он может найти мир полностью изменившимся в результате того поступка, который намерен совершить сейчас.