Заткнись и поцелуй меня
Шрифт:
Он шагнул в ванную, снял одежду, сунул ее в пластиковый пакет, стоявший в мусорном ведре, и завязал узел. Хосе очень надеялся, что в доме найдется что-нибудь из его старых вещей, иначе придется возвращаться за машиной в розовом женском халатике, что висит на двери.
«И как искупаться в двух жалких бутылках сока?» Хосе нуждался в большем. Внезапно он вспомнил, что слышал о еще одном способе нейтрализовать запах скунса: женское средство для спринцевания. Что-то там с уксусом и освежителем. Хосе в отчаянии уставился на шкафчик. Мария регулярно использовала
Он открыл первый шкафчик и улыбнулся, обнаружив только тампоны и косметичку. А вот когда открыл второй – улыбка увяла, и пришлось глотнуть виски. Там, выстроившись в ряд, словно солдаты в ожидании битвы, стояли шесть спринцовок «Summer’s Eve», аромат «Сладкий роман». Но повод для настоящего потрясения был задвинут к стенке: пачка из тридцати шести экстра-больших ребристых презервативов с запахом клубники.
«Экстра-большие? Кто этот ублюдок?!» Хосе мысленно перебрал всех местных мужчин, по его мнению, подходивших на данную роль. Не больше шести возможных кандидатов. И тут в голову пришла безумная мысль… Скай? Нет, Скай бы не стал. Он же сводный брат Марии.
– Как и ты, идиот!
Хосе сделал два больших глотка виски, глянул на свое отражение в зеркале и выпил еще. «Ну просто гребанный красавчик». Опершись на раковину, он коснулся испещренной кровавыми прожилками шишки на голове. Больно! Под глазами синяки-полумесяцы, а из носа и щек торчит по крайней мере полдюжины шипов. Хосе попытался вытащить один, но, кажется, только вогнал его еще глубже. Нужен пинцет.
Хосе начал было его искать, и тут же вспомнил, что важнее избавиться от вони. Схватив все шесть спринцовок, он бросил их рядом с ванной, туда же поставил виски, после чего воткнул в ванну пробку и затащил внутрь свой голый зад.
Затем открыл сок и по очереди вылил на себя обе бутылки, втирая жижу в кожу головы. Хосе не знал, исчезает запах или нет, но очень жалел, что под рукой нет рюмки водки, сельдерея и лайма. Он потянулся за спринцовкой, но нащупал бутылку виски. Тоже неплохо.
После двух внушительных глотков, Хосе откинулся на бортик ванны и вновь задумался о Марии. Серьезны ли ее отношения? Дерьмо! Он ведь даже еще не определился, действительно ли хочет что-то исправлять, но, безусловно, хотелось бы иметь выбор. Осознав, насколько эгоцентрично это звучит, Хосе сделал очередной большой глоток. Алкоголь бежал по венам, приглушая боль от огненных укусов на ногах и причиндалах, так что он выпил еще.
Затем вспомнил о главной цели, взял одну из спринцовок и выдавил себе на грудь ароматную жидкость. Пахло и правда весьма приятно, и Хосе потянулся за второй порцией. Вот тогда-то дверь распахнулась, и на пороге появились Мария и какой-то белый парень с песочными волосами – очевидно, владелец экстра-больших ребристых презервативов. Оба застыли, пялясь на голозадого гостя, отмокавшего в сантиметровом слое томатного сока, опрыскиваясь из душистой спринцовки одной рукой и сжимая
Судя по уборочному инвентарю, вскинутому над головами новоприбывших, они ожидали увидеть бешеного скунса, а не голого мужика. Мария уронила швабру, а вот бледнолицый по-прежнему крепко держался за веник. Хосе вновь приложился к бутылке.
«Добро пожаловать в гребанное Совершенство», – подумал он.
Скай стоял на гостиничной парковке в двух шагах от Шалы, которая разглядывала разбитые окна своей «Хонды», и ждал, что она вот-вот разрыдается. Не то чтобы он считал ее слабой или плаксивый, но Шала уже была на грани, и что угодно могло стать последней каплей.
Жена Сэла, Джесси, увидела, что случилось с машиной, и позвонила в девять-один-один. А Марта позвонила Скаю. Сэл же теперь стоял в отдалении, будто боялся, что Шала наброситься на него, мол, как он позволил такому случиться в своем отеле. Кто ж знал, что Сэл такой трус.
– Ты как? – спросил Скай у Шалы.
Та продолжала пялиться на машину, прижав руки к груди. Затем медленно перевела взгляд на Ская:
– Того, кто назвал этот город Совершенством, нужно кастрировать к чертям собачьим.
Возможно, повлияло голубое пламя в ее глазах, или же эмоции, которые Шала вложила в это «к чертям собачьим», а может – и вероятнее всего, – дело в слове «кастрировать», но Скай вдруг подумал, что у Сэла были веские причины для осторожности.
Шала шагнула к Скаю, и ему потребовалось все его мужество, дабы не отступить. Если бы взгляды могли убивать, сомнительно, что после такого осталось бы достаточно частей тела для опознания шефа Гомеса.
– Я хочу, чтобы сотворивший это урод заплатил! – отчеканила Шала. – Хочу, чтобы его поймали. Бросили за решетку. И кастрировали вместе с тем, кто придумал название этого города!
Определенно, все дело в слове «кастрировать».
Развернувшись, Шала ринулась к отелю, и, хоть это и казалось не самой умной затеей, Скай ее догнал.
– Шала, мы должны…
Она остановилась так резко, что ее кроссовки, кажется, оставили дымящийся след на асфальте. Затем обернулась к Скаю, по-прежнему крепко прижимая к себе руки. Больно, наверное, учитывая швы на ладони, но, видимо, только это и помогало ей держаться. Будто, перестав себя обнимать, Шала развалится.
– Слушай… – начал Скай.
– Нет, это ты слушай. Два ночи. Сегодня у меня украли камеру, разгромили мой номер и машину, меня преследовали, чуть не убили, и некто, считающий себя Траволтой, таскал меня по танцполу в местечке под названием «Напуканный цыпленок». И – о, да! – мою ногу пыталась изнасиловать псина, ранее сожравшая мой гамбургер. – Она глубоко вдохнула. – На случай, если ты еще не понял, к чему я, поясняю: с меня хватит! Прямо сейчас я ничего не желаю слышать. Завтра, когда ты вернешь мне камеру – а ты ее вернешь, – я заполню отчет, или напишу заявление, или что там нужно сделать, чтобы этот ублюдок получил по заслугам. Но сейчас… сейчас я иду спать.