Зато он очень любил свою маму. Жизнь и преступления еврейских гангстеров
Шрифт:
Пик деятельности «милиционеров» состоялся в Швабен-холле на Спрингфилд-авеню, которая граничила с немецким кварталом в Ирвингтоне. По словам Хинкса, «как-то ночью нацистские подонки собрались на втором этаже. Нэт Арно и я поднялись и бросили бомбы со зловонным газом туда, где были эти гады.
Когда они выбежали из комнаты из-за ужасного запаха, наши парни встретили их с дубинами и стальными прутьями. Казалось, бежал целый взвод. Наши парни окружили их с обеих сторон и начали бить, стараясь попасть в голову или еще куда-нибудь.
Нацисты орали что
В других случаях, когда мы не могли попасть внутрь через дверь, мы выдавливали стекла и громили машины, которые стояли снаружи. Нацисты просили помощи у полиции, но она была на нашей стороне».
Хеши Уэйнер, еще один участник потасовок, вспоминает, как один из нацистов, спускавшихся по лестнице, имел неосторожность крикнуть «Хайль!» и был встречен диким ором. Хеши сказал, что после этого нападения он не слышал, чтобы нацисты появлялись в их местности.
В Чикаго работал голубоглазый блондин Херб Брин, криминальный репортер Агентства городских новостей. Он вступил в ряды местной нацистской партии, чтобы получать информацию для Антидиффамационной лиги (АДЛ) «Сынов Завета». «Я вступил в нацистскую партию в Хаусфатерланде на Западной авеню, напротив Ривервью-парка. Это был рассадник нацистов», — вспоминает Брин.
С 1938 по 1939 год он информировал АДЛ о нацистской деятельности. Чего АДЛ не знала, так это того, что Брин также информировал о маршах и сборищах нацистов еврейских гангстеров.
«Я маршировал с нацистами, — вспоминал Брик, — а потом возвращался с еврейскими гангстерами и избивал их».
Миннеаполис, Миннесота также были благодатной почтой для антисемитов в 30-е годы. Серьезной проблемой там был нацистский Легион серебрянорубашечников под руководством Уильяма Дадли Пелли. Калифорниец Пелли начинал сценаристом, криминальным репортером, писателем и журналистом. Он ненавидел президента Рузвельта и хотел спасти Америку от международных еврейских тайных организаций. Пелли создал свою организацию «Серебрянорубашечники», чтобы «спасти Америку, как Муссолини и его чернорубашечники спасли Италию и как Гитлер и его „коричневые рубашки“ спасли Германию».
История антисемитизма в Миннеаполисе началась давно. Этот город был одним из немногих американских городов, где ограничивали работу евреев в клубах («Ротари», «Киванис», «Лайонз») и социальных организациях. Из-за расистских традиций Миннеаполиса Пелли подумал, что там найдет поддержку своим идеям.
В то время королем игровых заведений был Дейви Берман, сообщник, а иногда и конкурент Исидора Блюменфельда. Берман презирал антисемитов и собирался уничтожить серебрянорубашечников. Он вычислил, где они собирались устроить свое собрание, и приготовился к налету.
Как-то вечером раздался звонок в отеле «Рэдиссон», где Берман проводил свои букмекерские операции: «Сегодня встреча серебрянорубашечников в ложе ордена Лосей в восемь вечера», — сказал звонивший.
Берман тут же позвонил своим людям и сказал: «Всем быть в офисе в семь
Когда его люди прибыли, он раздал всем дубинки и кастеты. Затем все в «кадиллаках» поехали в место, где должно было состояться собрание, и стали ожидать.
Зал был украшен нацистскими флагами и портретами Гитлера, а толпа ждала, когда же начнется собрание. Как только лидер серебрянорубашечников взобрался на сцену и начал кричать, что желает смерти «всем еврейским ублюдкам в этом городе», Берман подал знак.
Люди Бермана ворвались через дверь и начали бить всех, до кого могли добраться. Собрание обернулось потасовкой.
Бойня продолжалась десять минут. Когда все улеглось, Берман в рубашке, запачканной кровью, взял микрофон и сказал спокойным голосом: «Это предупреждение. Любой, кто будет говорить подобные вещи о евреях, получит такой же урок. Только в следующий раз наказание будет жестче». Затем он выстрелил в воздух.
После этого он со своими людьми покинул зал. Потребовались еще две такие же атаки, чтобы запугать серебрянорубашечников. Берман и Блюменфельд заплатили и полиции, поэтому не было никаких арестов, связанных с подобными выяснениями отношений.
В Лос-Анджелесе нацистские активисты не чувствовали себя в безопасности даже в тюрьме.
Летом 1938 года Микки Коэну довелось сидеть в местном участке. Он читал газету в камере, когда Роберта Ноубла, местного нациста, и его сообщника привели на допрос. Коэн знал, кем был Ноубл, а Ноубл знал, кем был Коэн. Полиция совершила ошибку, посадив антисемитов рядом с Микки и оставив их одних.
Двое нацистов попытались сбежать, но Коэн сгреб их. «Я начал бить их головами друг об друга, — вспоминает Коэн, — эти двое ничего не могли со мной поделать.
Я над ними хорошенько поработал. Они забрались на решетки, а я пытался их оттуда снять. Они так орали, что люди подумали, что это бунт.
Начальником тюрьмы в то время был парень по имени Брайт. Заслышав крики, он с группой полицейских прибежал в камеру. Брайт был вне себя. Он пытался открыть дверь, а она не поддавалась. Те двое парней все висели на решетках и кричали: „Зачем вы поместили нас в камеру с этим животным?“
К тому времени я вернулся в свой угол и поднял свою газету. Когда Брайт открыл дверь, я сидел и читал. Он подошел и спросил: „Что здесь произошло, сукин сын?“ Я ему отвечаю: „О чем вы меня спрашиваете? Я сижу и читаю. Те два парня затеяли драку друг с другом. Я не знаю, что на них нашло, и я не хотел им мешать“. На что Брайт мне заявил, что я лгу.
Я на самом деле не знал, кем были те парни, кроме того, что они были против евреев. Но я расправился с ними, и мне было хорошо.
После этого я стал получать кучу просьб из разных мест, например из Гильдии писателей, чтобы я помог уладить проблемы с подонками-нацистами. Однажды мне позвонил судья и сообщил о встрече нацистов. Я поблагодарил его за информацию и сказал, что все будет в порядке».