Заточенная в Золотой Клетке

АlshBetta

– Как это, не было детства? – удивленно произнесла девушка, размышляя над рассказом мужчины

– Белла, у наследников миллиардера не может быть изъянов, недостатков. Эти дети идеальны, и иногда кажется, что они вовсе не дети, а роботы. Я рос в золоте, рос в бархате и шелках. На мой день рождения не приглашали моих сверстников! Там были знакомые Карлайла с различных, всемирно известных компаний по добыче жемчуга, нефти, алмазов и ценных металлов. Книги, которые я читал, были написаны не для детей, а для взрослых, состоявшихся людей. Я носил то, что мне подавали, говорил так, как меня учили, и не смел ни словом ни жестом выразить неблагодарность даже собственному отцу! Эсми была для меня отдушиной, матерью, я мог говорить с ней часами, если предоставлялась возможность. Как жена Карлайла она должна была посещать все мероприятия, которые посещал он. Со мной оставались

няни, гувернантки…им не было счета, потому что они менялись словно перчатки. За малейшую провинность они с позором изгонялись из поместья. Сначала мне льстило такое пристальное внимание ко мне, как меня оберегали, как за мной следили, и с каким трепетом смотрели. Эсми долго была бесплодна, прежде чем родился я.…С меня буквально сдували пылинки, и это повлияло на формирование моего характера - я был жутко самовлюблен и эгоистичен. Вот тогда и возник этот эгоизм… - Эдвард горестно усмехнулся, решаясь поднять взгляд на девушку. Она тепло и сочувственно улыбнулась ему, не переставая думать о той истории, что он ей рассказывал.

– Ты не эгоист, ты заботишься обо мне, Эдвард! – произнесла она, покрепче сжимая его руку в своей

– До тебя этого удостаивались немногие… - грустно произнес Каллен, поднимая руку, и проводя ей по щеке девушки. Белла затрепетала от его прикосновения. Он несмело ухмыльнулся, и опустив руку, снова перевел взгляд на садящееся солнце, продолжая рассказывать историю своей жизни:

– В общем со временем я усвоил все те правила, которыми меня «пичкали» все вокруг. Я владел этикетом, я знал, когда и что нужно говорить, знал, когда и что нужно есть, надевать, читать…Меня учили как жить в этом мире, полным зла и жестокости. Я сам часть этого мира, порождения тьмы. Каждый день мой был наполнен мраком одиночества. У меня не было никого кроме Эсми, кому я мог довериться. Я не любил ни отца, ни тех многочисленных родственников и гувернанток, что были со мной. Я любил лишь Эсми, она была для меня центром мироздания, и я считал её отдушиной…

…Когда Карлайл узнал, что она беременна вновь, спустя десять лет с моего рождения, он обрадовался, хоть и не показал это. Он был рад лишь тому, что продлится их род, наш род, род Калленов. Эсми была необычайно живой, здоровой и радостной, чувствуя под сердцем ещё одну жизнь. Она проводила со мной больше времени, часто смеялась, читала мне интересные книги. Для меня стало настоящим ударом, когда однажды Карлайл вошел в мою комнату, и сказал, что она умерла. Умерла при родах… - Эдвард запнулся, когда в его голове всплыла картинка того разговора с отцом:

«Он как обычно сидел в своей комнате, его обители. Он ждал новостей от Эсми, которая уезжая в роддом, пообещала привезти ему друга, сестренку или братика. Она обещала вернуться, и у мальчика даже в мыслях не было, какую жестокую шутку сыграет с ним судьба.

Карлайл входил к нему так редко, что Эдвард был несказанно удивлен, увидев его на пороге. Мужчина со строгим, холодным лицом и остекленевшим взглядом посмотрел на сына, и прошествовал к его кровати, сел рядом.

– Отец! – кивком головы мальчик поприветствовал Карлайла. Так его учили. Мужчина нахмурился, и он вздрогнул, пытаясь понять, что сделал не так.

– Эдвард, ты должен понять, что не все в мире идеально, и так как ты хочешь. Мир жесток, и тебе придется смириться с этим – острым, колючим и холодным голосом произнес его отец, смотря на мальчика пустым взглядом, не выражающим ничего. В нем не было боли, гнева на судьбу, или ненависти к себе. Он был пустым, словно стеклянный шарик.

– Смириться с чем? – испугано произнес Эдвард, отстраняясь от отца к противоположному краю кровати

– Твоя мать умерла, Эдвард. Ты должен смириться с этим! – произнеся эти слова, Карлайл снова бросил взгляд на сына, и поспешно встав, наверное, опасаясь его реакции, и не зная что делать, быстрым шагом вышел из комнаты. Эдвард ошарашено смотрел ему вслед, не веря в происходящее. Он кинулся за ним, бежал по коридорам, хватая за руки, и со слезами просил сказать ему правду. Карлайл пытался отцепиться от назойливого отпрыска, на глазах у прислуги ведущего себя неподобающе. Подняв сына с пола, он за руку затащил его в темный угол, и возвышаясь над ним, четко, ясно и холодно проговорил:

– Ты – наследник династии Калленов, - Ты наше продолжение, наша кровь, ты мой сын. Ты Эдвард Каллен, и ты не можешь вести себя подобным образом. Ты должен, во что бы то ни стало оберегать имя и честь семьи. У тебя нет других целей и нужд. Ты Каллен, и этим все сказано!

– Мама жива! – исступленно

рыдая, прохрипел мальчик, прижимаясь к стене - Ты врешь!

– Твоя мать умерла, Эсми Каллен больше нет. Она родила тебе сестру, и скончалась! – стальным голосом, не терпящим возражений, произнес он. И стряхнув с себя руку отпрыска, вышел из угла, направляясь по коридору к выходу из дома. Он должен был забрать ребенка и тело жены в особняк. Сам же Эдвард стоял, прислонившись к стене, и тихо рыдая. Он не верил, не мог поверить в слова Карлайла. Никого не поверил…»

– Мне жаль… - сочувственно произнесла Белла, и Эдвард, вынырнув из мучительных воспоминаний, посмотрел на неё. В его глазах действительно было сочувствие…

– Самое страшное не это, Белла – злобным шепотом произнес Эдвард, отчаянно пытаясь справиться с собой – Самое страшное то, что в его взгляде и голосе не было ни капли сочувствия, ни капли горечи! Ему было все равно! Он был словно манекен, он бы не живой, был просто видением, иллюзией…В тот день он не сказал мне ничего, что должен был услышать десятилетний ребенок от своего родителя. Он не попытался разобраться с моей болью, не пытался меня утешить…Я был словно предмет интерьера, он думал, что я тоже не умею чувствовать, он боялся людей, которые откликались на чувства,…Я стал таким же, Белла! Мне не интересно было ничье мнение, ничьи мысли и переживания кроме твоих, Элис и Изабеллы. Я и остался таким, но по отношению к тебе. Я не знаю, смогу ли я сдержаться в следующий раз, смогу ли быть достойным тебя, любить тебя так же, как и сегодня,…я не знаю… - он прерывисто дыша высказывал все наболевшее, зная что никому более не может рассказать об этом, кроме своей маленькой девочки, своего ангела. Только бы она поняла его, только бы не испугалась!

– Тише, тише! – Белла бережно взяла его лицо в ладони, смотря в блестящие от подступающих слез глаза Эдварда – Ты не такой, ты замечательный! Ты думаешь, что такой же, как Карлайл, но ты ошибаешься. Ты другой. Ты всегда был другим. Тебя заставили измениться, так же как заставляли меня! Я люблю тебя, и буду любить, что бы ни случилось, каким бы ты ни был, каким бы не стал! – она, слегка улыбаясь, произносила эти слова, не теряя с ним зрительного контакта, и надеясь забрать хоть частичку его боли себе.

– Это ты замечательная, Белла, ты – все что у меня есть, я не переживу если потеряю тебя! – вздохнув, и смаргивая слезы, прошептал Эдвард, - Ты единственная моя ценность!

– А ты – моя! – Белла ласково улыбнулась ему, лаская пальцами скулы – Если тебе сложно продолжать сейчас, мы можем закончить…

– Нет, все нормально! – беря её руки в свои, и смотря на свою девочку, проговорил Эдвард, и глубоко вздохнув, вобрал в себя все силы, дабы продолжить историю, раз уж обещал:

– Я невзлюбил Элис лютой ненавистью, когда увидел. Я считал, что она убила мою мать, и ненавидел её. Я запирался от неё в комнате, сбегал от неё, когда она, подрастая, стала пытаться поиграть со мной!

…Отец же ещё больше углубился в дела, полностью сбросив нас на нянек. Они смотрели за нами, лениво разгуливая по дому. Каждая из них мечтала оказаться в постели Карлайла, стать его женой, раз уж появился такой шанс. Они мечтали о шикарной жизни, и им невероятно повезло, что их мечты не осуществились. Никто и никогда не должен самоотверженно вступать на этот путь, путь из золота. Он ведет в бездну, из которой мало что может спасти…

Я же разглядывая Элис, стал замечать то, что она становиться похожей на мою мать. У неё были такие же серые, как и у неё глаза, такая же теплая улыбка и такой же добрый характер. Я замечал, что ей не нравится вся та жизнь, в которой она оказалась. Она оставалась добродушной, не капризничала, хотя и не хотела общаться с некоторыми гувернантками. А однажды ночью я пробрался к ней в спальню, и посмотрел на это спящее создание. Она была так безумно похожа на Эсми, что я невольно привязался к ней за одну секунду. Полюбил той же любовью, что и мать. За те три года, что прошли с её смерти, я не знал чем себя занять. Я усиленно изучал языки, математику, науку, ища забвения. После же того, как я разглядел в Элис Эсми, она стала центром мироздания для меня. Я обожал её, я стал её наставником и учителем, я стал её лучшим другом. Она доверяла мне, слушала мои истории, и рассказывала о своих горестях и секретах. Мы были невероятно дружны. – Эдвард улыбнулся, вспоминая свою сестренку, свою Эл, и клянясь себе в том, что добьется её прощения. Джаспер поможет ему, если уже не помог! Он ведь говорил что у них все нормально, все налаживается? Нужно бы позвонить ему сегодня,…но все позже, сейчас он занят более важным делом: