Затворник из горной твердыни
Шрифт:
– Мне это известно, - произнес Рейсс.
– И я знаю, как мне надлежит поступать.
– Он испытывал болезненное раздражение и чувствовал себя обманутым. Перескочил через мою голову, отметил он про себя. Как обычно. Связался с канцелярией напрямую. Ублюдок.
Звонок от доктора Геббельса. Руки его затряслись. Это из-за него? От страха перед его всемогуществом? Или от обиды, от сознания того, что его обошли в... Черт побери этих полицейских, в сердцах выругался он про себя. Они становятся все более наглыми. Они уже заставили работать на себя Геббельса. Это они верховодят в Рейхе.
Но что я могу сделать? Что может сделать любой другой?
Смирившись,
– Теперь я понимаю, - произнес он вслух, - что вы нисколько не преувеличивали серьезность этого дела, герр полицайфюрер.
– Очевидно, безопасность Германии зависит от вашего быстрейшего разоблачения этого шпиона или предателя, или еще что он там из себя представляет.
– Про себя он съежился от страха, услышав слова, которые только что произнес.
Тем не менее, Краус фон Меер, казалось, был очень доволен.
– Спасибо, консул.
– Возможно, вы спасли всех нас.
– Ну, так уж, - угрюмо произнес Краус фон Меер.
– На еще не удалось взять его. Давайте подождем немножко. Желаю вам дождаться этого звонка.
– Я сумею поладить с японцами, - сказал Рейсс.
– У меня, насколько вам известно, богатый опыт подобного рода. Их жалобы...
– Не болтайте зря, - неожиданно хамовато перебил его Краус фон Меер.
– Мне нужно поразмышлять.
– Очевидно, телефонный звонок из рейхсканцелярии немало его обеспокоил. Он тоже испытывал теперь тяжесть навалившейся на него ответственности.
Вдруг этот малый убежит, и это будет стоить вам должности, подумал консул Хуго Рейсс. Моя работа, ваша работа - мы оба в один прекрасный день можем оказаться выброшенными на улицу. Вы себя ощущаете ничуть не в большей безопасности, чем я.
А в общем-то, может быть, и стоило поглядеть на то, как совсем ничтожные помехи здесь и там могли бы, пожалуй, заблокировать вашу деятельность, герр полицайфюрер. Гадить потихоньку, но так, чтобы потом никак нельзя было к этому придраться. Например, когда прибегут сюда японцы жаловаться, намекнуть каким-нибудь образом на тот рейс "Люфтганзы", на котором будут волочь этого малого отсюда... Или, все огульно отрицая, привести их в еще большую ярость едва заметными презрительными или самодовольными ухмылками в ответ на их жалобы, как бы давая им понять, что Рейх смеется над ними, не признает всерьез этих маленьких желтых людишек... Их самолюбие так легко уязвить. И если они сильно рассердятся, то со своими протестами могут обратиться непосредственно к самому Геббельсу.
Существует множество самых различных таких возможностей. Службе СД в самом деле никак не забрать этого малого из ТША без моего активного содействия. Если б только мне удалось угодить в самую точку...
Ненавижу людей, который прут через мою голову, продолжал думать фрейгерр Рейсс. Из-за этого мне становится просто нехорошо. Я начинаю так сильно нервничать, что теряю сон, а когда я не высыпаюсь, то не в состоянии исполнять свои служебные обязанности. Поэтому долг Германии состоит в том, чтобы исправить это положение. Мне было бы куда спокойнее по ночам, да и днем тоже, если б за свое нахальство этот плебей-баварец, бандит да и только, оказался бы где-то в пределах отечества и подписывал бы доносы в каком-то захолустье, в деревенском полицейском участке.
Вся трудность только в том, как бы не упустить время, пока я буду пытаться решить, каким образом...
Зазвонил
На этот раз, когда Краус фон Меер протянул руку, чтобы поднять трубку, Рейсс не стал ему препятствовать.
– Алло, - произнес в микрофон Краус фон Меер. Какое-то время, пока он слушал, в кабинете было совсем тихо.
Уже?
– удивился Рейсс.
Но шеф СД передал ему трубку.
Вздохнув в душе с облегчением, Рейсс взял ее.
– Какой-то школьный учитель, - сказал Краус фон Меер, - интересуется, нет ли у вас для него плакатов с видами Австрии для его класса.
К одиннадцати часам утра Роберт Чилдэн закрыл свой магазин и отправился пешком в контору, где работал мистер Пол Казоура.
К счастью, Пол оказался свободен. Он вежливо поздоровался с Чилдэном и предложил ему чай.
– Я не стану отнимать у вас много времени, - произнес Чилдэн после того, как он пригубил чай. Кабинет Пола, хоть и невелик, был по-современному просто обставлен. На стене единственный превосходный эстамп - Моккайский тигр, шедевр конца тринадцатого столетия.
– Я всегда рад вас видеть, Роберт, - произнес Пол тоном, в котором, как подумал Чилдэн, звучала некоторая отчужденность. Или, возможно, ему это просто почудилось. Чилдэн осторожно выглянул из-за чашки. Вид у собеседника определенно был дружелюбный. И все же, Чилдэн уловил некоторую перемену в нем.
– Ваша жена, - сказал Чилдэн, - разочарована моим неуклюжим подарком. Возможно, я обидел ее. И в самом деле, когда имеешь дело с чем-то новым, еще не апробированным, как я уже объяснял вам, когда передавал это изделие, нельзя еще вынести надлежащую или окончательную оценку - по крайней мере тому, для кого это еще и бизнес. Безусловно, вы и Бетти находитесь в лучшем положении, чтобы судить, чем я.
– Она не была разочарована, Роберт, - возразил Пол.
– Я не передавал ей это украшение.
– Запустив руку в один из ящиков стола, он извлек небольшую белую коробочку.
– Она не покидала стен этого кабинета.
Он все понял, подумал Чилдэн. Ну и пройдоха! Даже не сказал ей. Вот так-то. Теперь, сообразил Чилдэн, будем надеяться, что он не станет бушевать и обвинять меня в попытке соблазнить его супругу.
Он мог бы запросто затоптать меня, отметил про себя Чилдэн, аккуратно продолжая потягивать чай с невозмутимым лицом.
– Да, - кротко произнес он.
– Интересно.
Пол открыл коробочку, вынул оттуда булавку и начал внимательно ее осматривать, поворачивая во все стороны.
– Я позволил себе показать ее некоторым своим знакомым бизнесменам, произнес Пол, - людям, которые разделяют мой вкус в отношении художественных и эстетических качеств - в широком понимании - американских исторических предметов или изделий прикладного искусства.
– Он пристально посмотрел на Роберта Чилдэна.
– Никому из них, разумеется, не приходилось ни с чем подобным сталкиваться. Как вы и объяснили, до настоящего времени неизвестны подобные современные произведения искусства. Я полагаю, вам также известно, что вы являетесь единственным представителем данного направления.
– Да, это так, - сказал Чилдэн.
– Вы хотите узнать их реакцию?
Чилдэн склонил голову.
– Эти люди рассмеялись, - сказал Пол.
– Рассмеялись.
Чилдэн молчал.
– Даже я, тоже, смеялся в душе так, чтобы вы не видели, - продолжал Пол, - в тот самый день, когда вы появились и показали мне эту штуковину. Естественно, дабы пощадить ваше самолюбие, я замаскировал свое отношение и оставался более или менее сдержанным в своих внешних проявлениях.
Чилдэн кивнул.