Затворник. Почти реальная история
Шрифт:
Она сидела за своим столом. Не глядя на него и не отвечая не приветствие, она коротко кивнула в сторону небольшого модернового стола для совещаний, а сама продолжала что-то быстро и ожесточенно строчить на компьютере, не глядя на клавиатуру, бормоча – негромко, но отчетливо: «Вот уроды! Нет, ну это надо!..» Это был второй тревожный сигнал: таким или почти таким было ее лицо и поведение, если она собиралась устроить ему выволочку.
Стало душно, он чуть ослабил узел галстука. Сердце билось тяжело и учащенно. Во рту появилась горечь; он пожалел, что не взял
Костя сел за стол для совещаний на свое обычное место и смотрел сбоку, как она строчит и чертыхается. Наконец она шарахнула по кнопке «Enter» и резко повернулась к нему в своем кресле. На лице ее была написана еле сдерживаемая ярость.
«Постарайся успокоиться, – сказал себе Костя. – Что бы это ни было – все уже случилось».
– Константин, скажите, пожалуйста, – начала она слегка дрожащим от переполнявших ее чувств голосом (и это был третий тревожный сигнал: обычно она называла его «Костя» и на «ты»), – сколько вы у нас работаете?
– Пять месяцев и четырнадцать дней, – сразу ответил он. Он считал время. Каждый день работы здесь приравнивался для него к маленькому подвигу, а месяц шел за год – если сравнивать с другими, нормальными организациями.
– Вам надоело?
Мне надоело быть твоим мальчиком для битья, подумал Костя и сказал:
– Нет.
– А мне надоело, – сказала Дарья. – Вы не справляетесь с работой, вы постоянно валите мои поручения, и это утомило меня до крайности.
Костя с усилием сглотнул и постарался, чтобы голос не выдал его состояние:
– Нельзя ли ближе к делу? В чем проблема?
Дарья держала паузу, и, надо признать, делала она это мастерски, сверля его взглядом маленьких, глубоко посаженных темных глаз, в которых плескалась ярость. В компании госпожа Кувшинович имела два прозвища, о которых ему было известно: юристы прозвали ее «Бульдожка» за внешность, а финансисты – «Челюсти» за хваткость и жесткость в обращении с подчиненными, граничащей с жестокостью. Сам Костя точно знал: ничего женского – за исключением первичных половых признаков, – а уж тем более женственного в его начальнице не было.
Дарья порывисто поднялась, прошла по кабинету и захлопнула дверь в приемную. Обернулась и, не отходя от двери, заорала:
– В чем проблема?! Он еще спрашивает! Ты моя проблема!!! Ты с завидным упрямством пять с половиной месяцев плюешь на департамент, компанию, работу и своего руководителя (надо же, какая умница – себя упомянула в последнюю очередь, механически мысленно отметил Костя) – а потом, сидя развалившись в моем кабинете, с хамским выражением на лице блеешь: «В чем проблема?»!!!
«Я не блею. Блеют бараны», – сказал Костя... но не произнес этого вслух.
Она вернулась и села за свой стол. «Все правильно, – подумал Костя. – Ты поорала для нимфоманки Галочки, и через десять минут вся компания будет в красках пересказывать друг другу, как Кувшинович в очередной раз поимела своего тупого зама».
Она смотрела на него,
– Все это время, – снова заговорила начальница, – я не могу поручить тебе ни одного серьезного проекта, а если все-таки приходится поручать – день и ночь контролирую исполнение. Один раз! Один раз я позволила себе расслабиться и (получить удовольствие, немедленно добавил он про себя, несмотря на драматичность ситуации, – будто бесенок ущипнул его за мягкое место) отпустить контроль...
Костя слушал ее истерику и лихорадочно перебирал в голове: о каком из порученных ему восьми проектов идет речь? Оборудование стоянки? Покупка машин для двоих новых зампредов? Строительство столовой? Внедрение системы электронного документооборота?.. Да нет, по этим направлениям все было в порядке. Другие? Кажется, тоже никаких сбоев. Между тем меньше всего было похоже, что она устроила выволочку просто так, от плохого настроения, начала месячных либо невразумительного сексуального контакта накануне. Нет, что-то действительно произошло...
Она умолкла: поняла, что он пытается определить, где прокол. С минуту смотрела презрительно, потом сказала:
– Как идет ремонт большой переговорной на втором этаже?
– По графику, – ответил он, не понимая, к чему этот вопрос. – Я вам вчера утром докладывал...
– Напомни: когда окончание работ?
– В следующий вторник, – сказал он, холодея. – Мы идем с опережением на день. Отлично успеваем к четвергу, дню переговоров с американцами...
– А ты знаешь, что переговоры перенесены на эту субботу? – вкрадчиво спросила она.
В глазах у Кости потемнело, и в этой темноте он увидел себя со стороны, падающего в обморок.
– О... откуда я мог об этом узнать? – хрипло спросил он и схватился за подлокотник кресла, чтобы не сползти, не стечь на пол.
– Умение держать руку на пульсе, а нос по ветру, вовремя и по делу применять административный ресурс, постоянно следить за изменением ситуации, работая в организации такого уровня, – все это основные качества моего заместителя, – с ненавистью сказала Дарья. – Я говорила тебе об этом, когда брала на работу. Я быстро увидела, что у тебя их нет, но считала, что появятся. Пооботрешься и выработаешь. Именно поэтому подписала окончание испытательного срока. А ты, м...звон, все развалил.
– Как я мог узнать?.. – тупо повторил он, не выпуская подлокотник кресла.
– Помощник Горензона знала об этом еще вчера утром. Да, меня целый день не было. Значит, связь нужно было держать с ней.
Помощник председателя правления компании Андрея Абрамовича Горензона и лучшая подруга Дарьи Капитолина была не менее замечательной сукой; даже если бы он, Костя, валялся у нее в ногах и облизывал самые нежные места, она бы ничего не сказала. Она презирала мужчин вообще и Костю в частности – с первого дня его работы в компании.