Затворник
Шрифт:
Орлан же, покидая каждое жилище, говорил хозяевам:
– До вечера со двора не выходить, никого никуда не отсылать. Если появится кто-то чужой - сразу дать знать улицкому, либо прямо воеводе в кром.
Поиск начали возле Помоста, а закончили далеко в восходной стороне города, уже на вечерней заре. Выйдя с последнего двора, к стоявшим на улице Вепрю и боярам, Рассветник покачал головой:
– Все, пусто...
– Что делать теперь?
– спросил Орлан.
– Что делать... Ты поезжай к Борцу, поклонись ему от нас, да пусть отпускает ваших бояр отдыхать, пусть ворота отпирают. Думаю, мы ничего тут больше не нарыскаем... Тебя
– А вы сами от Барса давно?
– Пятый день, как с ним прощались. А что?
– Я Барса сын. Борец его двоюродный брат, я у него был на воспитании, а теперь в подручных. Как отец? Здоров?
– Здоров, слава Небу! Твой отец - знаменитый человек, и ты, вижу в него пошел.
– Это точно!
– подтвердил Коршун - Орлан, я давно твоего отца знаю. Вспомни меня - будешь и ты полководцем, как он!
– А вы теперь куда? Обратно в горы?
– спросил Орлан.
– Пока не знаю.
– ответил Рассветник - Нам надо наше дело закончить. Надеялись здесь его закончить - видишь сам, не получается. Теперь думать будем, что да как.
– Понятно. Ну, если все же соберетесь туда, так дайте мне знать. Весточку с вами передам.
– Хорошо.
С тем и расстались. Орлан с боярами поехали в детинец, Рассветник с товарищами и Пилой - на гостиный двор.
– А мне теперь что делать?
– спросил по пути Пила.
– Ты сегодня с нами ночуй, - ответил Рассветник - а завтра езжай себе. Денег за хлопоты мы тебе дадим...
– А вы если Краюху найдете, может дадите знать?
– Не знаю, когда и где теперь он найдется.
– ответил Рассветник, чуть подумав - Но если сможем дать весть, то дадим, обещаю.
– Только ты сам-то пока не унывай слишком.
– сказал Коршун - Неизвестно ведь еще, что с твоим Краюхой случилось на самом деле. Может пообретается где-нибудь, да и вернется.
– Да, может быть...
– не очень уверенно согласился Пила.
6. ПИЛА ИДЕТ ПО-МАЛЕНЬКОМУ.
Уже почти в темноте невезучие сыскники доползли до трактира, усталые и голодные - отложенный утром завтрак так и не состоялся, а за весь день им удалось перехватить на ходу только пару кусков хлеба.
Поручили на въезде лошадей конюхам, и пошли в хоромину. Здесь Красную Рубаху уже сменил другой "захозяина" - пониже ростом и щупловатый, но такой же шустрый и услужливый. Едва завидев гостей, показавшихся в сенях, он чуть не бегом кинулся к ним с другого конца полупустой столовой, успевая, опять же, на ходу раскланиваться:
– Милости просим, милости просим, добрые господа!
– затараторил он, блаженно улыбаясь и тряся козлиной бороденкой - Изволите ночевать у нас остаться, или поужинать?
– Места мы с утра заняли.
– сказал Коршун, шедший впереди - Жрать пусть несут, и побольше!
– Один миг, господа, один миг!
– ответил управляющий, и указав гостям жестом на места за столами, засеменил в кухню.
– Бурдюки! Бурдюки!
– кричал он на ходу.
Пила и четыре витязя расселись вокруг стола. Через несколько минут в зале появилась полная немолодая женщина, одетая по-простому. Задница служанки была такой величины, и так колыхалась при ходьбе, будто под юбку ей спрятали два огромных бурдюка с водой. На вытянутых рука она несла массивный деревянный поднос. Перед путниками оказались на столе большой горшок с печеной картошкой, каравай белого хлеба, караси на сковороде с кипящими сливками, нарезанное толстыми ломтями
– Пирогов подать, господа?
– спросила разносчица.
– С фем пивоги?
– шамкал набитым ртом Коршун.
– С мясом, с капустой, с ягодами...
– Тащи с мясом, с капустой и с ягодами. И сметаны неси еще, и огурцов... Давай!
Женщина ушла на кухню, и через минуту вернулась, неся в каждой руке по кувшину - в одном оказался брусничный морс, в другом душистый горячий травяной отвар с медом. А еще через четверть часа и горячие пироги последовали.
Пиле не впервой было провести день без крошки во рту, но никогда еще такой сильный голод у него не случался одновременно с таким количеством еды на столе. Челюсть вертелась точно жернов, перемалывая то, что загребущие руки отправляли в рот, а брюхо все требовало еще и еще. Однако спутники Пилы в своих походах и странствиях тоже не были избалованны постоянством трапезы, и от него не отставали. Хруст и чавканье стояли на всю столовую. Какой кусок не успевал смахнуть со стола один, тот хватал другой - и только его и видели. Лишь хлеб Рассветник брал осторожно, разламывал руками и передавал ломти товарищам.
Харчевня быстро заполнялась гостями. Ворота по приказу Борца отворили, и все люди, что приехали сегодня к городу и с утра ожидали под стенами, теперь потянулись на постоялый двор. Управляющий скакал туда-сюда, встречая все новые и новые кампании, развешивая поклоны без счета и раскидывая прислуге указания. Бурдюки, и еще одна служанка с ней, только и успевали разносить еду по столам. На невысоком помосте у стены, напротив входа в зал, появился сам хозяин трактира - огромный пузатый купчина с блестящей лысиной, голым двойным подбородком и толстенными губищами.
– БУРДЮКИ!!! БУРДЮКИ!
– Ревел он то и дело так, что дребезжали стекла в маленьких окошках столовой. Кричал не надрывно, совсем не меняясь в лице, как часто меняются в лице люди, если громко кричат. Он словно вовсе не напрягал горла, а только открывал рот, и громоподобный голос сам вырывался наружу:
– ЗАЯЦ!!!
Заяц, а так звали вечернего управляющего, мигом подскакивал к помосту, где господин со своего стульчика обозревал столовую, словно полководец поле битвы.
– ЗАЯЦ!!! ЗА МУЗЫКАНТАМИ ОТПРАВЬ!!!
Не успеешь глазом моргнуть, как появились и пятеро музыкантов. Забренчали струны, запищали, загудели дудки. Люди все прибывали, словно день сегодня был какой-то особенный, праздничный или базарный. Скоро свободных столов почти не осталось. Где-то велели принести вина. Кругом стоял гомон, смех, звенели музыка и посуда, кричала прислуга...
В это самое время Красная Рубаха вышел из людского дома на подворье, и присел на скамейке рядом с крыльцом. Свою смену он еще до открытия городских ворот передал Зайцу, поужинал неспеша, и теперь наслаждался спокойствием знойного вечера. Шум с большого двора и из харчевни сюда едва доносился. И Красная Рубаха, развалившись на лавочке, посмеивался про себя над незадачливым сменщиком, которому одному сегодня выпала почти вся работа. Днем ведь встречать, провожать, кормить и обустраивать было почти некого, зато теперь Зайцу бегать и бегать взад-вперед! Ну на то он и заяц! Даже утренняя драка сейчас уже почти не беспокоила гостиничного слугу: побитые убрались восвояси, победители не появлялись и никого больше не отлупили (по крайней мере, в порученном ему заведении, а до ушей, порванных за воротами и поломанных там же носов и скул, Красной Рубахе было мало заботы). Еще и серебришка подкинули за совсем пустую услугу... благодать...