Завещание алхимика
Шрифт:
Это была Лидия.
Нет, это была вовсе не она! Жесткий рот с узкими, плотно сжатыми губами, холодный мужской взгляд темно-лиловых глаз, резкие мужские движения…
– Выследил? – проговорил незнакомец, отставив кувалду и вытерев лоб тыльной стороной ладони. – Ну что ж, тебе же хуже!
– Лидия?! – воскликнул Старыгин растерянно и недоверчиво. – Это вы?! Это ты?!
В лице незнакомца что-то неуловимо изменилось. Рот мучительно искривился, в чертах лица проступила женственная мягкость и беззащитность, глаза посветлели,
– Как вы здесь оказались? – проговорила Лидия таким знакомым, таким волнующим голосом. – Уходите… я не смогу…
И тут же ее лицо снова заострилось, окаменело, и из груди вырвался резкий мужской голос:
– Поздно! Он никуда не уйдет, он слишком много видел!
Старыгин сделал шаг вперед, протянул руки к Лидии… к тому человеку, в которого превратилась Лидия.
– Остановись! – воскликнул он, вложив в свой голос всю убедительность, на какую был способен. – Остановись, пока не поздно!
По лицу незнакомца пробежала мучительная судорога. На какое-то мгновение сквозь его черты проступили черты Лидии – и снова растворились в жестком, безразличном мужском лице.
– Поздно! – прозвучал голос Лидии, и следом повторил резкий мужской голос: – Поздно!
Занавески на окне снова качнулись, в комнате потемнело, и лицо загадочного человека, скрывшись в тени, обрело окончательную определенность. Он шагнул к Старыгину, легко и грациозно взмахнул левой рукой.
Удар необыкновенной силы отбросил Старыгина в сторону. Упав в угол комнаты, как сломанная кукла, Дмитрий Алексеевич попытался встать, но ноги его не слушались.
С отстраненным любопытством, как будто все это совершенно его не касалось, Старыгин смотрел, как странный и страшный человек запустил руку в пролом стены.
Сначала он вытащил оттуда небольшую картину в узкой позолоченной раме. Старыгин узнал левую часть итальянского диптиха – огромное колесо уробороса, катящееся по мрачной равнине.
Отставив картину к стене, человек снова залез в нишу.
На этот раз он вытащил оттуда черную шкатулку, обитую серебряными пластинами.
Руки незнакомца дрожали, когда он открыл крышку шкатулки.
Комната наполнилась тусклым золотисто-зеленым сиянием, какое бывает в солнечный день на морской глубине.
На черном бархате шкатулки покоился браслет – золотистая змейка, кусающая себя за хвост!
– Уроборос! – прошептал Старыгин едва слышно.
– Уроборос! – повторил, как эхо, таинственный человек, в котором, как уроборос в черной шкатулке, была заключена Лидия.
Он – или она – повернулся к Старыгину, сделал шаг, схватил свободной рукой кувалду, поднял ее…
– Лидия, не надо! – вскрикнул Старыгин умоляюще.
И снова по знакомому и незнакомому лицу пробежала судорога, снова сквозь мужские черты проступило прекрасное лицо Лидии. Она выронила кувалду, сделала еще один шаг и ударила Старыгина сильной горячей
На Старыгина обрушилась глубокая темнота, тяжелая, как могильная плита.
В гулкой тяжелой темноте мелькнул далекий отблеск света, затем прозвучал едва слышный голос:
– Очнись! Очнись!
– Не хочу… – пролепетал Старыгин едва слышно.
Ему было так хорошо, так спокойно в этой тьме. Здесь не было боли, не было страха и смерти. Только покой, бесконечный покой…
Но назойливый голос повторял:
– Очнись!
И он приоткрыл глаза.
Тут же на него обрушилась боль, боль и ужас.
Он вспомнил все. Вспомнил человека с меняющимся лицом, человека с кувалдой… вспомнил мертвые глаза экономки… это было слишком дико, слишком невероятно, чтобы быть правдой. Может быть, все это ему только померещилось? Привиделось в тяжелом сне, из которого он вырвался с немалым трудом?
Над Старыгиным склонилась тонкая гибкая фигура, приложила к голове мокрое полотенце. Боль немного стихла. Дмитрий Алексеевич разлепил пересохшие губы, прошептал:
– Где… где тот человек…
– Не беспокойтесь! – ответил ему удивительно знакомый голос. – Вам нельзя волноваться…
– Кто вы?.. – прошептал Старыгин и тут же догадался. – Вера? Вера Антоновна?
– Да, это я, – подтвердила женщина. – Что здесь случилось?
– Здесь… здесь был человек… – Старыгин приподнялся, завертел головой. – Где он? Он ушел? Где уроборос?
– Что? – удивленно переспросила Вера. – Какой еще уроборос? Как вы себя чувствуете?
– Как ни странно, не так уж плохо!.. – отозвался Старыгин и встал, придерживаясь за стену. Комната поплыла перед его глазами, но такой мучительной боли, как в первый момент, не ощущалось.
Он огляделся. Это была та самая комната, кабинет хозяина квартиры, а прежде – жилище Якова Романовича… значит, и все остальное ему вовсе не померещилось…
Старыгин застонал.
Вера озабоченно взглянула на него, стерла полотенцем кровь со щеки.
– Вы можете идти?
– Могу, – неуверенно ответил Дмитрий Алексеевич и сделал шаг.
Голова кружилась, но ноги держали его.
Он повернулся к стене, к тому месту, которое крушил человек с кувалдой. В стене зияла огромная дыра с неровными краями.
Значит, все это ему действительно не померещилось, все это существовало на самом деле – человек с кувалдой, человек с двумя лицами… итальянская картина, уроборос…
Сейчас ни картины, ни шкатулки с уроборосом не было. Их унес тот человек…
– Я вызвала милицию, – проговорила Вера, поддерживая его. – Если вы можете идти, давайте спустимся ниже этажом. Там живет одна женщина. Там вам будет спокойнее и безопаснее…
Старыгин оперся на ее плечо и медленно пошел к выходу.
Он был пока слишком слаб, чтобы возражать. И он пока не знал, что делать дальше.