Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина
Шрифт:
В 1660 г. Локк писал: «Нет никого, кто относился бы к власти с большим уважением и благоговением, чем я. <…> И это, я полагаю, возлагает на меня обязанность… склонять человеческие умы к послушанию правительству, которое принесло с собой спокойствие и порядок» [210] . Речь шла о реставрации монархии. Прошло двадцать лет, и не было ни одной причины для того, чтобы Локк изменил свои взгляды. Часто используемый довод, что он якобы мог написать свой текст «по заказу», не выдерживает критики. Локк не был профессиональным политическим писателем, таким, например, как Фергюсон. Трудно представить себе Шефтсбери, заказывающего такого рода произведение врачу и натурфилософу, да еще и «студенту» оксфордского колледжа Крайст-Чёрч и доброму другу
По одной из версий, объясняющих появление «Письма знатного лица», Локк, якобы принимавший участие в его сочинении, вынужден был даже уехать из страны под страхом ареста и тюремного заключения. Однако достоверных свидетельств, говорящих о связи этих двух событий, не существует, более того – скорее всего, это выдумка, имеющая своим «первоисточником» все тех же Коллинза и Де Мезо. Если бы Локк принимал участие в составлении «Письма», это, конечно, стало бы известно независимо от того, уехал он из страны или нет. Локк направился во Францию, надеясь подлечиться, потому что был твердо уверен в скорой смерти от туберкулеза, в свое время убившего его брата Томаса.
В конце апреля 1679 г., когда Локк вернулся из Франции, кризис был в самом разгаре. По мнению Марка Найтса, именно в контексте напряженной политической борьбы того времени и следует рассматривать известный тезис Локка во «Втором трактате»: «Использование силы против народа в отсутствие на то прав и в противоречии с доверием, оказанным тому, кто это делает, есть состояние войны с народом, который имеет право восстановить законодательный орган своею властью» [211] . Таким образом, заключает Найте, «на большую часть глав 13 и 15 „Второго трактата“, по-видимому, повлияла политика того времени», и Локк мог уже зимой 1679/80 года записать мысли, включенные в трактат.
Однако тезис Локка является простым повторением всем известных афоризмов Гуго Гроция, с которыми знакомился каждый студент, изучавший юриспруденцию. Не имея прямой отсылки к конкретному событию или лицу, приведенный тезис носил абстрактный характер и мог быть как привязанным, так и не привязанным к текущему моменту и контексту.
В одном из писем Джона Хоскинса, стряпчего Шефтсбери, сообщается, что он доставил графу некий трактат от Локка, и тот начал его «жадно пролистывать». Однако в комментарии Эсмонда де Бира отмечается, что, скорее всего, это был трактат о винах и оливковых деревьях [212] с посвящением графу Шефтсбери от 1 февраля 1679 г., за написание которого Локк засел, прибыв в Лондон в октябре 1679 г. из Кента, где лечил своего пациента и подопечного Калеба Бэнкса [213] . Ничто не говорит о том, что в это время Локк был занят написанием важной политической работы по заказу Шефтсбери.
Был ли Локк замешан в политической деятельности, которой занимались Шефтсбери и Сидней? Был ли он искренен, когда писал свое известное письмо Пемброку, где утверждал, что уехал из Англии, чтобы поправить здоровье и иметь время для литературной работы? Сегодня благодаря Ашкрафту, а точнее, благодаря критике его фундаментального труда, причислившего Локка к «радикалам» и несомненным «активным участникам заговора», вопрос можно считать закрытым: Локк не принимал ровным счетом никакого участия ни в заговоре 1683 г., ни в восстании Монмута в 1685 г. Неубедительность аргументов Ашкрафта показана в статьях Ф. Милтона [214] .
Это не означает, что Локк был политически невинным автором, однако лишает всяких документальных оснований концепцию Ашкрафта о Локке как активисте, тайно переправлявшем в Англию оружие и финансировавшем так называемую экспедицию графа Аргайла в Шотландию (май – июнь 1685 г.) и восстание герцога Монмута (июнь – июль 1685 г.). И тем не менее Джон Локк, «секретарь милорда Шефтсбери», был включен в список разыскиваемых английским правительством лиц, и ему пришлось скрываться и переезжать из города в город во время пребывания в Нидерландах.
Спустя столетие подтверждается оценка
Локк покинул Англию в конце августа 1683 г., когда еще не был вынесен приговор Сиднею, не желая принимать участия в происходящем. И это была его позиция с того момента, когда он понял, что Шефтсбери в своей пропагандистской кампании, направленной на «исключение» Йорка, перешел грань, вступив в опасный контакт с окружением Сиднея (т. е. с группой настоящих радикалов). Момент этот наступил в конце 1681 г., после того как Шефтсбери был освобожден из Тауэра, но с него еще не были сняты обвинения. Локк принял решение дистанцироваться от «семьи» и «дома» и практически все время проводил не в Лондоне, в доме Шефтсбери, а в своей комнате в Оксфорде. Дистанцирование от «дома» Шефтсбери наблюдалось уже после его возвращения в Англию из Франции в 1679 г.: тогда Локк проводил более половины времени в Оксфорде или в поместье Оукли в нескольких милях к северу от Оксфорда, вместе со своим другом Джеймсом Тиррелом [215] , а административной работой занимался, помогая Шефтсбери, другой человек – Самюел Уилсон.
Вполне возможно, что в это время и создавалась первая часть «Двух трактатов», однако в самый критический для заговорщиков период, когда происходили их важнейшие встречи и совещания, с конца сентября по начало декабря 1682 г., Локка не было в Лондоне – он находился в Оксфорде. В тот момент, когда Шефтсбери, после избрания новых шерифов Лондона в конце сентября 1682 г., вынужден был скрыться, Локка рядом с ним не оказалось: он вернулся в Лондон лишь в ноябре, спустя две недели после бегства патрона, переодетого в пресвитерианского пастора, в Нидерланды. Заметим, что Локк не отправился в бега вместе с Шефтсбери, как его ближайшее окружение. Не был он упомянут и в завещании графа.
После внезапной кончины Шефтсбери в конце января 1683 г. начался совершенно новый этап в жизни Локка, освобожденного этой смертью от любых обязательств в отношении своего патрона. Локк переехал из дома Шефтсбери к доктору Чарлзу Гудоллу в Королевскую коллегию врачей, затем пытался обосноваться в Оксфорде, отправив туда свои вещи из Лондона. Однако в июне начался новый виток разоблачений: к властям обратился баптист Джосайя Килинг, сообщивший о планах мятежа. Первоначально его донос был расценен как еще одна провокация, зеркальное отражение дела о «папском заговоре». Все выглядело как месть со стороны «папистов», однако после допросов первых арестованных (в частности, сдавшегося властям Роберта Уэста) выяснилась причастность к подготовке мятежа Сиднея, и делу был дан ход: начались аресты – лорда Рассела, Сиднея, графа Эссекса и других, – судебные процессы и казни. Монмут скрылся в доме любовницы, и, хотя властям было известно, где он, никто его не тронул. В ноябре Галифаксу как будто удалось помирить отца с сыном в обмен на согласие Монмута предоставить информацию о заговоре и мятеже.