Завещание фараона

Митюгина Ольга

Царевна испытующе всматривалась в своего советника, пытаясь понять, не подшучивает ли он над ней.

— Не понимаю. Не может быть, чтобы эти лавочники…

— Нет, — Мена покачал головой. — Это, так сказать, мелкая сошка. Те, во дворцах, торгуют с другими государствами, не выходя из дома. Эти вот, караванщики да моряки, у них на посылках, — пренебрежительно бросил он. — И торг у них другой… Хотя принцип тот же. И такого ни один египетский вельможа себе не позволит!

— Я поняла! — просияла Агниппа. — Они

рассуждают так: вы нам платите столько-то денег, а мы вам даём столько-то земли в такой-то колонии на такое-то время, или столько-то рабов, или зерна…

Мена кивнул.

— Да. Они торгуют не товаром, а Финикией, её людьми, её богатствами. И имеют наглость ставить себя в один ряд с придворными Египта, Греции, Персии и Ассирии… Никогда не равняй благородную знать этих стран с местным отребьем!

Девушка рассмеялась и покачала головой.

— Милый Мена, благороднее тебя во всем свете нет человека.

Мена чуть нахмурился, а потом тоже рассмеялся.

— Надеюсь, что всё же один найдётся… и помоложе меня! Иначе за кого же мне выдавать тебя замуж?..

Агниппа прыснула в ладоши — и покраснела до ушей.

Так разговаривая, они миновали узкий тенистый спуск меж каменных стен, ведущий из города к порту, и, пустив наконец коней рысью, выехали на пирс.

Море распахнулось перед Агниппой — бескрайнее и сияющее. В солнечной вышине пронзительно кричали чайки, и ветер, прилетавший из лазурной бесконечности, пах солью и водорослями. И сердце девушки неведомо отчего забилось быстрее.

— Боги… — только и смогла выдохнуть она.

Неужели они поплывут туда, в этот безграничный простор? Туда, где море сливается с небом?..

Дыхание перехватило от неведомого прежде восторга.

У причала покачивалось множество кораблей, привязанных к пирсу: одни, судя по всему, пока не собирались в плавание — на них оказались убраны не только вёсла, но даже и мачты; другие, напротив, готовились вот-вот выйти в море. Бегали и суетились портовые рабочие, разгружая прибывающие суда и загружая те, что только готовились к плаванию.

Мена, окинув взглядом порт, с досадой покачал головой:

— Греческих нет. Почтеннейший! — обратился он к проходившему мимо служителю порта. — Не подскажешь ли, какой из этих кораблей пойдёт в Афины?

Чиновник скользнул по Мена безразличным взглядом и лениво ткнул пальцем на стоявшую чуть дальше финикийскую униеру[1].

Вокруг этого корабля не бегали рабочие, не суетились чиновники — очевидно, она прибыла в Библ не сегодня и не сегодня собиралась отплывать.

Мена учтиво поблагодарил портового служителя, и они с Агниппой направились к указанному кораблю. У его сходен путешественники спешились и, привязав коней к швартовочному камню, поднялись на борт — пустую голую палубу. Зачехлённая мачта лежала у дальнего борта.

Видимо, услышав шаги по настилу, из палубного

люка навстречу посетителям поднялся тучный человек в богатом восточном халате. Лицо его обрамляла густая чёрная борода. Маленькие глазки мутно и недружелюбно взглянули на бедно одетых гостей.

— Ну? — неприветливо буркнул он, обдав их запахом вина. — Чего надо на моём корабле?

— Мы бы хотели… — поглубже вдохнув, начала Агниппа, но её довольно бесцеремонно прервали:

— С каких пор дети позволяют себе говорить за старших?

Торговец рявкнул это и скривился, словно собственный крик вызвал у него приступ головной боли.

Царевна вспыхнула, судорожно вздохнула — и промолчала, гневно поджав губы. Заговорил Мена.

Он учтивейшим образом поклонился — на персидский манер, скрестив руки на груди, — и в лучших традициях придворных вельмож начал витиеватую речь:

— О любимец богов! Да ниспошлют они тебе удачи в твоих делах и попутного ветра на море. Я осмелюсь просить у тебя милости: разреши мне и этому мальчику, моему приёмному сыну, отправиться на твоем корабле в Афины.

Несмотря на смиренный смысл этих слов, Мена произнёс их с достоинством, без угодливости.

— С чего вам именно мой корабль нужен? — ни во взгляде, ни в голосе финикийца ничуть не прибавилось приветливости. Похоже, его вовсе не впечатлило предложение взять на борт пассажиров. Как показалось Агниппе, купцу больше всего хотелось сейчас вернуться к себе в каюту и рухнуть на постель, уткнувшись в подушку.

— Именно твой, насколько нам известно, из всех здешних судов первым идет в Афины, — пояснил египтянин.

— У меня обычная торговая униера. На военном корабле вы доберётесь быстрее, — пожал плечами купец, страдальчески морщась.

— Нас никто не пустит на военное судно, господин, — почтительно возразил Мена.

Хозяин корабля снова поморщился. Назойливый проситель начинал ему надоедать. Но он всё ещё пытался выпроводить непрошеных визитёров по-хорошему: слишком болела голова, чтобы начать скандалить.

Выпил он вчера всё же слишком много…

— Я два дня стою на Кипре, в Пафосе, и день на Крите, в Гиеропитне. А до Афин и так-то, если без остановок, восемь дней, а с моими стоянками у вас все одиннадцать выйдет.

— Прекрасно, — невозмутимо ответствовал Мена. — Я покажу своему сыну города Кипра и Крита.

— Я выхожу в море только через пять дней!

— Но все равно ни одно другое судно не выйдет в Афины раньше твоего.

Торговец сделал над собой усилие. Всё же, может быть, он упускает сейчас выручку?..

— Пол аттических таланта, — буркнул он. — И ни сиклем меньше! Еда ваша. Вода тоже. Я вас кормить не собираюсь!

— Как скажешь, почтеннейший, — вновь поклонился Мена. — Мы заплатим нужную сумму. Но нам хотелось бы взять с собой и наших коней…