Завещание императора
Шрифт:
– И что же – ты не заметил, что к тебе в дом привезли связанного римского гражданина, военного трибуна! Что в подвале пытают человека, ты тоже не заметил. Видимо, дикие крики и запах горелого мяса – обычная вещь в твоем доме?
– О нет, господин… Нет, нет, нет! Как я мог заметить это ужасное злодеяние, если в столь ранний час еще сладко почивал и ничего не слышал и не видел! – с отчаянием воскликнул Каллист.
– Если ты спал… – Адриан сделал долгую паузу, – то откуда узнал, что трибуна привезли именно в ранний час, а не в глухую полночь? Я, когда
Каллист побледнел так, что стал белее колонн из афродисийского мрамора, что украшали внутренний перистиль.
– О, сиятельный… – простонал он. На миг запнулся, закатил глаза… – Ну конечно же… за миг до твоего прихода мой управитель, глупый лентяй, наконец-то доложил мне, что на рассвете Амаст привез какого-то человека и спрятал в подвале. И управитель мой – я же сказал, глупый он, каких поискать, подозревает, что человек этот – свободный, и держать его пленником в доме нельзя… Вот потому я и сказал, что спал еще в то время…
– Спал, когда докладывали? – уточнил Адриан.
Зенон лишь качал головой, пока Каллист наспех сшивал лоскуты своих скороспелых выдумок, Адриан же слушал молча, не подавая виду, верит он или нет, будто окаменев. И чем больше каменел, тем бессвязнее и жарче становились оправдания Каллиста:
– Нет, нет, до того спал, а в тот миг уже проснулся… – Каллист извивался, всем своим видом стараясь изобразить преданность. – А потом, потом я услышал крики… и даже спросил и велел поглядеть – что там… думал, одного из рабов наказывают плетьми… я вчера приказал… Но тут появилась твоя охрана, наместник…
– Скажи мне, а с прежним наместником Сирии Корнелием Пальмой был ты дружен? – нанес наконец удар Адриан.
– О да, сиятельный! Очень дружен. В те дни, когда он добывал для Рима Набатейское царство, я поставлял его армии вино, финики, инжир и пшеницу… После победы, когда новое царство было добыто не без труда, Корнелий Пальма часто приглашал меня во дворец и сам бывал у меня в доме.
– Значит, ты лично знаком с Корнелием Пальмой?
– О да, наместник, – охотно закивал Каллист и даже оживился, в надежде, что это знакомство поможет ему выпутаться из страшной передряги.
Адриан и Зенон переглянулись.
Получалось, что враг установлен, но легкость этого открытия смутила Адриана.
– А в последнее время ты поддерживал с Корнелием Пальмой связи? Писал ему, к примеру?
– О да, сиятельный… – еще более охотно принялся излагать Каллист. – Посылал поздравления и серебряную чашу, когда Пальма почтен был триумфальной статуей на Форуме с разрешения нашего наилучшего принцепса. И еще посылал подарки всякий раз на его день рождения…
Зенон едва заметно отрицательно покачал головой: обычные подношения клиента своему патрону. Знаки преданности, и не более того.
Тут в колоннаде обозначилось какое-то движение, и два охранника ввели в портик Калидрома. А вместе с ними, оттеснив дородного грека хлипким телом и выступив вперед, явился секретарь Адриана.
– Сиятельный, ты велел доставить этого раба во дворец…
Адриан
Заминка вызвала растерянность, в отлаженном механизме что-то заело. Фигурки застыли. И Зенон, и охрана, и секретарь ждали распоряжений наместника, сам же Адриан раздумывал, за какой рычаг потянуть, дабы вновь привести в движение нужные шестерни, чтобы фигурки вновь принялись двигаться в установленном порядке, друг за другом.
В этот момент Каллист, ощутив легкую слабину прежде жесткой тяги, обернулся к вошедшим в портик.
Калидром глянул на него…
– Это же Каллист! – воскликнул пекарь с радостным изумлением. – Я видел его многократно при дворе Пакора!
Две театральные фигурки, оставленные без присмотра, вдруг дернулись, столкнулись и застыли недвижно.
– При дворе Пакора? – переспросил Адриан.
– Ну да… – Теперь Калидром осмелился оттеснить секретаря и приблизиться к наместнику. – Каллиста многократно приглашали на пир, и он всегда хвалил мои пирожные с черным изюмом и медом. Я прежде всего пекарь. Но ныне могу готовить многие блюда – и мясные, и сладкие. Стоит тебе отведать мои пирожные, и ты сразу поймешь, что ничего лучше не пробовал в жизни.
У Каллиста вид сделался кислый, будто речь зашла о скисшем молоке, а совсем не о сладостях.
– То есть ты видел этого человека в Ктесифоне? – уточнил Адриан, уже понимая, что это означает, но все еще до конца не веря. Потому что подобного он никак не мог предугадать.
– Ну конечно… – радостно закивал Калидром. – Он не только приглашался на обед, но и затем – на возлияния и всегда располагался на полу возле самого изголовья царского ложа, а точнее, возле золотой ножки в виде львиной лапы. У него обширные лавки в Селевкии на Тигре, где торгуют шелком и пряностями, инжиром и финиками… Он – единственный, кого приглашали на возлияния царя царей и кто не принадлежал к знати.
– Пакор более не правит Ктесифоном… – проблеял Каллист и глянул уже не заискивающе, а зло. – Хосров ныне царь царей…
– Но ты смертельно не хочешь, чтобы римляне дошли до Селевкии и Ктесифона [73] ,– вкрадчиво проговорил Адриан. – Особенно до любезной твоему сердцу Селевкии…
– О, сиятельный… – простонал Каллист. – В чем провинились несчастные торговцы… Мы всего лишь привозим для Рима шелк и пряности… О, боги, боги… Селевкия всегда была дружна с Римом… – Он примолк, не ведая, что еще добавить.
73
Селевкия и Ктесифон образовывали единый город – причем Селевкия обычно оставалась без защиты, а стены Ктесифона могли выдержать самую трудную осаду.