Завещание Инки
Шрифт:
Лицо эспады вытянулось. В полной растерянности и недоумении он спросил:
— Вы это серьезно, сеньор?
— Да, я нисколько не шучу.
— И где же вы собираетесь искать этих зверей?
— Ну, разумеется, среди животных, обитающих в пампе. Еще неизвестно, все ли из них исчезли во время деливиума.
— Деливиума? А, сеньор, я понял: вы говорите со мной на этом языке, чтобы дать мне тем самым понять, что я вам мешаю…
— Что вы, что вы! Этот язык вполне понятен каждому человеку. Взгляните хотя бы на эти книги, их авторы являются знатоками деливиума — Всемирного потопа, иначе говоря.
— Нет, умоляю вас, только не это! — перебил его эспада. — Про этих господ я никогда ничего не слышал, а вас, напротив, знаю гораздо лучше, чем вы можете предположить. Неужели вы всерьез полагаете, что этот маскарадный костюм мог изменить вашу внешность до неузнаваемости?
— Маскарадный костюм, говорите? Хм. Должен признать, до определенной степени вы, пожалуй, правы. Я и в самом деле не собираюсь менять профессию и становиться на всю оставшуюся жизнь гаучо.
— А почему бы и нет, сеньор? Вы же, как я помню, отлично ездите верхом.
— Простите, сеньор, я не понял: это что, шутка? Впрочем, можете не отвечать, не имеет значения, шутка это или нет, поскольку вы задели очень серьезную для меня тему. Я предпринимал уже несколько попыток сесть на лошадь, по-латыни «эквус», и освоить то, что на этом благородном древнем языке называется «экво вехи», а именно искусство верховой езды. Но несмотря на все мое усердие, к сожалению, это искусство примерно на девять десятых так и осталось для меня непознанным.
Эспада был, как, я думаю, уже стало понятно каждому моему читателю, не из тех людей, кого можно легко смутить. Но на этот раз ответ ученого поставил его в тупик, он не понимал, как и о чем можно дальше вести разговор с этим человеком, но, однако, все же попытался изобразить на лице некое подобие вежливой улыбки и пробормотал:
— Простите мне мою навязчивость, сеньор. Я готов ждать сколько угодно, когда наступит момент, подходящий для того, чтобы вы могли снять свою маску и раскрыть свое инкогнито.
На этом эспада счел разговор законченным, развернулся и направился к столику, где его горячие приятели уже нетерпеливо постукивали ногами по полу. Маленький гаучо посмотрел ему вслед, покачал головой и тихо пробормотал: «Снять маску!» Какой чудак этот сеньор!»
И он снова углубился в свои книги. Однако сосредоточиться на этот раз ему не удалось. Официант — тот самый, что был с ним одного роста, — подошел и спросил:
— Сеньор, почему же вы не пьете свое пиво? Мне очень жаль этот прекрасный напиток и вас тоже. Когда пиво так долго стоит открытым, оно теряет часть своего неповторимого вкуса.
Гаучо, он же доктор Моргенштерн, взглянул на него, поднял стакан и сказал:
— Благодарю вас, сеньор! Человек не должен забывать о своих потребностях и удовольствиях, а пить, по-латыни «потио», пиво — безусловно, не только необходимо, но и весьма приятно.
После этой тирады он собрался было продолжить свое прерванное чтение, но официант отчего-то все не уходил, и он спросил:
— Вы хотите узнать у меня что-нибудь еще, сеньор?
— Да, с вашего позволения. Я невольно слышал, что вы упомянули в разговоре с сеньором Перилъо город Ютербогк в Германии…
— Да, это мой родной город, и я живу там.
— Значит, вы немец?
— Ну
— О, сеньор, какой это приятный сюрприз для меня! Вы позволите мне поговорить с вами по-немецки?
— По-немецки? Неужели и вы тоже немец?
— Да, герр доктор, мы земляки, — с гордостью заявил маленький официант, — я родился и жил в Штралау на Руммельсбургском озере под Берлином.
— Вы из Штралау? Какая приятная неожиданность! Но почему вы оказались здесь, чего вы хотите добиться в этой стране?
— Разбогатеть, конечно!
— И только?
— Да, больше мне ничего не нужно. Но, знаете, герр доктор, и здесь это оказалось не так-то легко, как казалось издалека. Более того: сейчас я даже попал в затруднительное финансовое положение, надеюсь, правда, что это временные трудности.
— А дома у вас остались какие-нибудь близкие родственники?
— Нет, я круглый сирота. Ни близких, ни дальних родственников в Германии у меня нет… Было и еще одно обстоятельство, подтолкнувшее меня к тому, чтобы уехать: дело в том, что я всю жизнь очень хотел стать профессиональным военным, но для этого мне, видите сами, как минимум, дюйма два роста не хватает… Вот и пришлось искать счастья на чужбине.
— А как давно вы здесь, друг мой?
— Пять из своих двадцати пяти лет.
— И чем вы занимались все это время, если не секрет?
— Понемногу всем, что не осуждает закон. Сегодня я — официант, а завтра могу стать докером.
— Но почему вы оказались именно здесь, в столице страны? Вы можете не отвечать, если это вам по какой-то причине делать не хочется, но я спрашиваю не ради праздного любопытства.
— Я отвечу. Здесь я по той простой причине, что из Буэнос-Айреса самый короткий путь до Тукумана. Там я уже несколько раз находил довольно неплохо оплачиваемую работу. Моей обязанностью было смотреть за лошадьми в разных экспедициях, отправляющихся в Анды.
— Так вы, значит, умеете ездить верхом? — обрадованно спросил доктор.
— Не хуже, чем герои Фрейлиграта [11] , смею надеяться. В этой стране чему угодно обучишься гораздо быстрее, чем в любой другой.
— Это прекрасно! Но я хотел бы услышать от вас о самом главном, что интересует меня как ученого. Здесь, в Аргентине, должны встречаться в земле кости погибших животных…
— Да их тут полно!
— Отлично! Видите ли, кости некоторых из них интересуют меня в чрезвычайной степени.
11
Фрейлиграт, Фердинанд (1810-1875) — немецкий поэт, виднейший представитель романтизма.
— В самом деле? Таких оригиналов, как вы, мне до сих пор не приходилось встречать. Вам повезло, что вы встретили именно меня. Я покажу вам места, где валяется множество костей разных животных.
— Доисторических?
— Вот уж за это поручиться не могу. Знаю только, что недостатка костей животных в пампе нет.
— И костей гигантов животного мира тоже?
— Это каких гигантов? Быков, что ли? Да сколько хотите!
— Нет, я имею в виду животных покрупнее, мастодонтов, например, то есть гигантских слонов.