Завещание Петра

Велиханов Никита

— А про меня что?

— Материшься много.

— Так это правда. И всё? Боится.

— Уважает. А вот прапорщик Ахмеров конструирует подземный танк, стреляющий радиоуправляемыми подземными торпедами. Большаков сигнализировал, что это может быть опасно для московского метрополитена.

— Это серьёзно. Я бы поверил.

— Но руководство оказалось мудрей, оно всё-таки не поверило. Не будь он таким гадёнышем, он бы уже давно был капитаном. Но если бы не был таким талантливым, его бы давно вышибли из Службы.

— Ну, прям моя

история, —скромно сказал майор.

— Похоже, —согласился Тимашов. —У тебя полно врагов. Не таких, чтобы желали твоей смерти, а таких, которые давно и успешно мешают твоему продвижению по службе. Но как специалиста тебя ценят все, есть и друзья. Не скажу, что покровители, а друзья. Так что твое назначение на полковничью, прямо скажем, должность — у тебя ведь как минимум полковничья должность —это равнодействующая баланса интересов, симпатий и антипатий.

— В целом мне на моей полковничьей должности неплохо. Форму я не ношу, от недостатка звездочек не страдаю, — Борисов говорил подчеркнуто равнодушно и поспешно ушёл от этой темы. — Так что Илью так и не наказали за шалость?

— А кто с ним захочет связываться? Не тебе же на него жаловаться. Яковлев тоже в нем души не чает. Поручили одному из внутренней службы с Ильей разобраться. Да ты его знаешь, Котов.

— Ну, этот ещё ничего...

—Угу. Он на кадрах давно, Илью знает лет пять, если не больше. Велел секретарю зарегистрировать, что Большаков прибыл и убыл, беседа проведена. Секретарша выражает легкое недоумение. Ну, ты же понимаешь, что ей велено на Котова стучать, поэтому она эдак глазки округляет, чтобы он объяснился. А Котов говорит: Большакову всё равно ничего не будет, а мне после разговора с ним неделю обтекать.

— Умный мужик, —усмехнулся Борисов. —А вот как Ларькин поступил, я не знаю.

— Да проще всех. Скучные научные отчеты. Ни слова лжи. Подробные психологические портреты, вплоть до физиологических подробностей. Цитаты из трудов великих ученых: психологов, биологов, философов. Протоколы собраний. Мелкие проступки, например, опоздания на работу. Самокритики много, сам на себя жалуется, что по небрежности портит много ценного химоборудования. Самое главное, все пишут, никто не отказался — а подразделение не под контролем! Непрозрачна твоя группа, закрыта для внешней структуры —хоть плачь.

Пришлось заново ставить аппаратуру. У вас же стояла раньше, но...

— Да, это я убедил руководство, что радиоимпульсы с этой техники могут быть использованы противником, а при нашем режиме секретности это недопустимо.

— Сняли. Потом раскаялись. Вот поставили заново — А толку? И вот тогда начали думать о замене Ларькина или Ахмерова другим человеком.

—Даже так? — удивился майор.

—Именно так. Стали обыгрывать варианты. Представь себе на месте Ларькина человека типа моего Лесника. Званием поменьше, но такого же.

—Лесник хороший мужик и службу знает. Вероятно, его доклады месяцев через десять стали бы напоминать доклады Ларькина.

—

И кадры так решили. Выходило, что ГРАС получит дополнительный источник информации во внешней структуре, а вот сама структура... неформальные связи прочнее формальных. Получалось, что ГРАС после этого в выигрыше. Если кого и внедрять в твою группу, так это законченного стукача, явное и необратимое дерьмо. Но вспомнили одну афганскую историю...

— Решили не рисковать. — Всякое может в жизни случиться, —согласился майор.

—Тогда кадры обратились к подполковнику Тимашову и попросили у него отдать своему старому другу майору Борисову юную прекрасную лейтенантку.

— Кадры заранее знали его ответ. Тем более что он это всё и придумал.

— Без комментариев. Но и без ложной скромности. Да, это пахнут мои носки.

— Хитро.

— Уповая на ваши рыцарские чувства. И вообще чувства.

— И инстинкты.

—Отцовские, в твоем случае. Рубцова — девка нормальная, а у тебя в стойле такая тройка... Не исключено, что вы её постепенно перевербуете. Но об этом первым узнаю я.

— Лесник.

— Нет, я, как человек, обладающий всей полнотой информации. Хочешь, я дам тебе знать, что все, мол, она уже полностью ваша. Ты мне поверишь?

Они взглянули друг другу в лицо и усмехнулись.

— Не надо.

— Ну так как, ты надумал?

Борисов покачал головой.

— Наверное, я слишком стар. Для того, чтобы вести за собой, двигать людьми, как пешками, нужна вера, движущая сила. А я не верю. Старость это, наверное.

— Чудак человек. Это мудрость. А я тебе о чём толкую? А монетку почему бросают? Выше этого уровня я вообще ничего не знаю, по-моему, есть только путь обратно, вниз, к вере — но это уже от слабости, когда в гроб ложатся. Или ты уже настолько стар? Веры захотелось?

— Пока не настолько. Всё равно, своими пацанами я вслепую двигать не буду. Они обязаны мне подчиняться как старшему по званию, начальнику, но этого мало. Я чувствую, что они мне верят, а я такими вещами играть не собираюсь. Думаю, что у них тоже есть право на сознательный выбор. Ведь если я вступаю в Братство, я должен выполнять его приказы?

— Разумеется.

— А как я могу это делать без них? Они —мои пальцы. Умные, думающие, самостоятельные. Я без них не пойду. Поступайте, как хотите. Они мне как дети. Я за них не прячусь, но и предавать их не собираюсь.

— Погоди, это что, всех вас принимать, что ли? Весь, всю... всё это ваше ГРАС?

— Да, если они согласятся.

— Юрий, ты пойми, вступление в Братство —дело интимное. А ты групповуху какую-то хочешь устроить. Коллективного членства у нас не предусмотрено.

— Это ваши проблемы. В принципе я не отказываюсь. Когда-то в молодости я клялся служить Родине. Потом я долго не мог понять, а кто это? Теперь я достаточно стар, чтобы понять: Родина —это не Гайдар и не Чубайс, Родина —это мы с тобой. Я не отказываюсь. Но без пацанов не пойду.