Завещание самоубийцы
Шрифт:
– Нет уж, лучше я с вами буду дело иметь. Дадут они мне сто тысяч?
– Не знаю. Я бы не дал. Предпочел бы судиться.
– Ну а пятьдесят?
– Первый запрос был, очевидно, «пробным шаром». Теперь Ковальский делал конкретное предложение.
Рушинский догадался, что и эта цена завышена.
– Не много ли, пан Ковальский? Ведь вы, в сущности, получаете деньги ни за что.
– А вот нет! За то, чтобы суда и писак не было. Вот как редактор тиснет на первой странице «Экспресса» этакую
– Я еще раз повторяю, пан Ковальский, мне в данном случае сказать вам нечего. Сейчас я иду к адвокату Ресевичу и передам ему ваше предложение. Подождите меня минутку.- С этими словами Рушинский покинул свои «апартаменты».
– Слушай, Кароль,- разговор уже велся в боксе Ресевича.- У меня сейчас Ковальский. Он согласен пойти на мировую, но хочет пятьдесят тысяч.
– Спятил!
– коротко, но ясно выразил свое отношение к этому предложению адвокат Ярецкой.
– А вы сколько предлагаете?
– Когда я разговаривал с моей клиенткой, речь шла о десяти тысячах. Возможно, она согласится как максимум на двадцать. Но пятьдесят тысяч - это просто нахальство! Скажи ему, Метек, чтобы он выбросил эту дурь из головы.
– Ковальский не дурак,- заметпл Рушинский.- Он прекрасно понимает, почему Ярецкая хочет избежать суда, и намерен использовать это.
– Тем не менее о такой сумме не может быть и речи. Я сам буду отговаривать клиентку.
– Как знаете. Я сообщу Ковальскому ваше мнение. Едва Рушинский переступил порог своего бокса, как
Ковальский спросил его:
– Ну как? Согласны?
– Нет. Они считают, что слишком много.
– Сколько же дают?
– Адвокат Ресевич говорил о десяти тысячах.
– Ну, уж нет! Пусть я ничего не получу, но они всю эту кашу будут на суде расхлебывать.
– Каково же будет ваше последнее предложение?
– Тридцать тысяч. И ни злотым меньше. Я отдаю им всю мастерскую, а они не хотят выложить даже этих нескольких тысчонок.
– Хорошо. Я еще раз попытаюсь поговорить с адвокатом Ресевичем.- С этимп словами Рушппский поднялся и вышел.
– Тридцать тысяч - очепь большая сумма,- сказал Ресевич.- Этот вопрос я один решить не могу. Я должен поговорить с Ярецкой. Пойду позвоню ей. Подождите меня.
Рушннский вернулся к себе:
– Нужно подождать. Ресевич ведет переговоры с Ярецкой.
Минут через пять в бокс вошел Ресевич.
– Станислав Ковальский?
– Ресевпч поздоровался с наследником.- Я только что говорил с моей клиенткой. Она согласна на тридцать тысяч. А вы, пан Ковальский,
– Почему ж не подписать! Если денежки выложите, то подпишу что требуется.
– Следовательно, договорились. Худой мир лучше доброй ссоры.- Адвокат вдовы, в сущности, был рад, что удалось избежать процесса, который обещал быть длительным.- Что касается срока, то лучше сделать все как можно быстрее. О деталях вы договоритесь с адвокатом Рупшнским. А сейчас прошу извинить меня, но я должен покинуть вас. Ничего не поделаешь - ожидает клиент.
– Мне тоже не терпится,- сказал Ковальский после ухода Ресевича.- А ведь обобрали они меня…
– Помилуйте, это ли не выгодная сделка! Тридцать тысяч - немалые деньги.
– Ладно уж, подпишу. Только чтобы и вы тоже там, у нотариуса, были. Вы все проверите. Я этой черной ведьме не верю. Как начнет своими зелеными зенками буравить, так они, помощники нотариуса, обалдеют и понапишут все, чего она захочет. Я лишь тогда поставлю свою подпись, когда они вам в руки наличные выложат. А как будем выходить из конторы, вы мне их отдадите.
– Спасибо за доверие,- усмехнулся Рушинский.
– Я о вас много хорошего слышал. Вы одного моего кореша защищали. Он мог схлопотать пять лет, а получил только полтора года. Кореш рассказывал, что вы, пан меценат, так их всех разделали в судебном зале, так им раз-доказали, что и сам он начал думать, а может, и впрямь
не он обчистил тот чердак на Броней…
– Припоминаю, Вавжинец Фабисяк.
– Ну, и память у вас,- просиял Станислав Ковальский.
– Л теперь, когда мы покончили с делом, скажите, только без вранья, каким образом вы узнали содержание завещания Ярецкого?
– Я и сам толком не знаю, пан меценат.
– Как это так?
– А так,- начал Ковальский.- Вернулся я домой в конце мая. Жена говорит - тебе письмо. Ну, думаю, опять какая-нибудь повестка. Вечно ко мпе цепляются: то на комиссию вызовут - почему, мол, не работаешь, а то снова в суд. Однако, гляжу, на этот раз что-то другое. Обычный почтовый конверт. Заказное письмо. Прочитал и вижу: кто-то разыграть меня надумал, одурачить захотел…
– Цело у вас это письмо?
– Оно со мной.- Ковальский вытащил из кармана пиджака уже изрядно замызганный конверт и подал адвокату.
Пан Ковальский!
Умер Влодзимеж Ярецкий, тот, который изготовлял предметы религиозного культа. На Хелминской, дом семнадцать. Вы знаете его, так как не раз бралн у него товар. Перед смертью Ярецкий составил завещание и завещал Вам все свое состояние.
В завещании Ярецкий указывает, что делает это потому, что Вы во время Варшавского восстания вытащили его из-под развалин. Перед войной он жил на Старувке, на улице Закрочимской. Запомните это хорошенько и заявите, что Вы спасли Ярецкого. Прибавьте себе десять лет, иначе никто Вам не поверит.