Завещание соседки
Шрифт:
– Вы так категоричны.
– Это что! – с удовлетворением ответила та. – Меня никто не любит за то, что я все говорю в глаза.
– Кстати, как ваш телевизор? – Вера попыталась увести разговор в сторону.
– Не работает! – радостно откликнулась Зинаида Борисовна.
– Вызвать вам мастера? – весело спросила Вера, поднимая вновь наполненную рюмку.
– Если вас не затруднит, – с готовностью согласилась нелюдимая соседка. – Сейчас уже не засидишься на лавочке.
– Холодает. Жаль, правда?
– Еще не так жаль, когда не знаешь, наступит ли для тебя следующее лето.
Сердце Веры болезненно сжалось. Она подняла
– За то, чтобы мы с вами были счастливы следующим летом!
Скрипуче рассмеявшись, Зинаида Борисовна последовала ее примеру. Мелодичный звон соприкоснувшегося хрусталя перебил вдруг резкий телефонный звонок. Дернувшись, Зинаида Борисовна не удержала свою рюмку, которая выпала из неуклюжих пальцев на ковер. Алая жидкость сразу впиталась в его высокий ворс.
Секунду помедлив, старая женщина встала и подошла к телефону. Голос ее зазвучал резко и неприязненно:
– Я еще не умерла, стало быть, и звонить нечего… Знаю-знаю я эти заботы. Ждешь – не дождешься. Бог простит, врунья! – и она с грохотом бросила телефонную трубку на уже неоднократно заклеенный скотчем старый аппарат.
Шаркая к своему креслу, старуха пыталась справиться с охватившим ее гневом:
– Все звонит! – ее взгляд упал на рюмку, которую Вера подняла с пола. Влажное пятно было накрыто бумажной салфеткой, впитавшей немного алого ликера. Глаза старухи расширились от ужаса. – Смотрите, как кровь на ковре!
Вере стало жутко.
– Успокойтесь, Зинаида Борисовна. Это ликер, всего лишь ликер. Хотите, я налью вам еще?
– Ах, за лето? – взгляд ее медленно прояснился. – Да что там… И так видно – не судьба. Не разбилась ведь рюмка… А свой – пейте. Вам впрок.
Она снова засмеялась, вскинув маленькую золотистую головку, и посмотрела Вере в глаза:
– Я кое-что приготовила для вас.
Зинаида Борисовна неспешно удалилась в другую комнату и через минуту вернулась, неся в руках большую старинную плоскую… вроде шкатулку.
Увидев ее ближе, Вера восхищенно ахнула.
Старуха, довольная произведенным эффектом, поставила вещицу на свое кресло, и, придвинув стул, села рядом. Потом открыла плоскую крышку, затейливо инкрустированную перламутром в изысканном орнаменте из серебра. С внутренней стороны крышки помещалось большое зеркало овальной формы, тоже в обрамлении серебряной рамы с перламутровыми лепестками. На чуть пожелтевшей атласной подкладке внутри ларца в отдельных углублениях покоились ручное зеркальце, щетка, гребешок, пудреница и маленькая шкатулка «для всякой всячины», сделанные в той же манере.
– О Господи, какая красота! – воскликнула Вера. – Потрясающе! Можно посмотреть?
– Конечно. И забрать с собой. Это подарок.
– Что вы, Зинаида Борисовна! – ужаснулась именинница. – Вы, может быть, не знаете, но эта вещь наверняка стоит целое состояние. И думать забудьте дарить такое! Это, наверное, семейная реликвия?
– Как же. Впрочем, может быть. Но только не моей семьи. Так, военные трофеи моего почтенного родителя. Отец был военачальником во время войны, – то ли с гордостью, то ли с иронией поведала странная старушка. – Уж не знаю, какой дворец выпал на его долю, но… Я не жалуюсь. Жила неплохо. Хотя… вещи эти никогда не любила. Вам – другое дело. Иное поколение. Войны не знаете. Разве эти бесполезные бойни. А у меня в войну мать погибла. И много всех…
– Вы не думайте, – она снова вызывающе вскинула голову. – Мы до войны тоже не нищими были.
– И жестоко, – прошептала Вера.
– Не то слово! Жизнь – игрушка. К ней лучше было не привязываться, – она задумалась, и будто нехотя продолжала, – лучше было ничем не дорожить. Так я думала. И уж постаралась никого и ничего не… полюбить. Не дорожить! И вот, жизнь прожила долгую. Вы думаете, наверно: ну и зачем такая жизнь? – она жестом остановила возражения. – А кто разве знает, зачем она вообще? Да нет, я не тоскую, не думайте.
– Вот здесь, – она, словно отряхнувшись от неугодных воспоминаний и дум, деловито повертела перед глазами гостьи маленьким ключиком на цепочке, – еще ящичек. Видите? Я положила сюда конверт, он запечатан. Посмотрите, – серый плотный конверт с надписью, которую Вера не успела разобрать, мелькнул на мгновение и вернулся в нижний, едва заметный ящичек серебряного туалета. – Забудьте о нем, до поры.
Теперь уже Вера испугалась не на шутку:
– Не возьму я у вас это, Зинаида Борисовна. Не просите, – твердо сказала она, делая попытку подняться из кресла, но старуха вдруг с неожиданной резвостью и силой сдавила ее запястье своими жесткими пальцами.
Глаза ее точно пронзили молодую женщину насквозь:
– Пожалуйста! Я ведь старалась. Я ничего не могу… сделать. Все всегда не так! – сбивчиво заговорила она. – Ну, пусть мне только показалось, что вы совсем другая, не такая, как все. Я вздорная? Глупости говорю? Но почему я не могу сделать вам подарок? Мне, что ли, в зеркала эти глядеться?
– Но у вас есть…
– Нет! – злобно прервала ее Зинаида Борисовна. – Знаю, что скажете. Может быть, я никого не любила в жизни, это ошибка, или наказание. Но прошлого не вернуть. Что-что, а я не дура. Я хочу сделать вам подарок, потому что, хотите вы того, или нет, но на душе у меня становится тепло, когда я вижу вас. Не отнимайте этого у старухи!
Вера беспомощно стиснула руки. Все так неправильно, странно. Но она никогда не могла проявить твердость, чтобы отказать, когда вот так вот просили… Впрочем, этого и не было прежде, вроде… Она тряхнула пепельной шевелюрой. Разбита по всем фронтам.
– Ладно… – устало проговорила именинница. – Спасибо вам, Зинаида Борисовна. Только не знаю, за что вы так добры ко мне. Но конверт?
– Ах, не думайте о нем совсем, пусть валяется. Не вскрывайте, обещаете?
– Обещаю.
Придя домой, Вера поставила царский подарок соседки на журнальный столик и села перед ним в кресло. Очевидно, совсем недавно серебро было тщательно вычищено. Перламутр мягко переливался нежнейшими цветами радуги. Вере казалось, что в жизни она не видела ничего красивее. Туалет был сделан с изумительным, изысканным вкусом. Цветочно-растительный орнамент выполнен из серебра, перламутровые пластины заполняли ровные поверхности, слева от зеркала красовалась античная фигурка женщины. Вера не была знатоком антиквариата, но всегда безошибочно отличала изделие ремесленника от настоящего произведения искусства, чем нередко удивляла знакомых. Сейчас перед ней было произведение искусства.