Завещание Сталина
Шрифт:
Когда они сели пить чай, разогретый на примусе в коридоре, Ида сказала:
— А теперь ты сделаешь так. В субботу приведёшь сюда к пяти часам вечера четверых своих приятелей. Самых лучших из учеников. Отличников. Среди них не должно быть ни одного еврея.
— Зачем это?
— Не спрашивай. Ты ещё слишком мал, чтобы понимать в больших вопросах. Каждому скажешь так: «Давайте сходим к одной красивой женщине, которая бесплатно позволит лечь на себя». Возьми с каждого слово. После того, как они побывают здесь, они уже никогда не выдадут тайны. Это всё многократно проверено… Можно пить похоть,
— И что же, Ида, ты позволишь им сделать то, что делали мы вместе с тобой? — испугался Борух.
Она посмотрела как бы сквозь стену. Он впервые тогда увидел, какие у неё ледяные глаза.
— Не ревнуй, мой пёсик. Я кое-что им, конечно, позволю. После этого они уже не смогут жить легко и просто, светло и понятно. Их мир сместится в роковую могилу дюжины букв, означающих бесплодность всех их усилий. Они лишатся девственности своего природного мира. Их мир потеряет спокойствие и станет сплошной жаждой совокупления. Пролетарии всех стран должны совокупляться в полном невежестве и скотской грубости. Тогда мы будем купаться в крови и сперме своих врагов, постоянно торжествуя. Ты же видишь, что делает Гитлер в Германии? Если его не задушить, он поднимет против евреев весь мир… Душить Гитлера положено здесь, в Эсэсэрс…
Она разделась догола и стала танцевать, хрипло при этом напевая:
Румба — хороший танец,румбу танцуют все,румбу привёз испанец,румбу — на корабле!..Дальше шла сплошная похабщина, и Борух весело смеялся, бегал на четвереньках и лаял звонко, как комнатная собачка…
Назавтра он привёл с собой четырёх лучших учеников класса, которых всегда ненавидел. Ему хотелось посмотреть, что сделает с ними Ида. Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» получил внезапно новый, таинственный смысл.
Это было давно. Очень давно. Но он, как сегодня, видит ошеломлённые и растерянные глаза одноклассников.
Ида оголилась на глазах у мальчишек. Она показала каждому всё то, чем располагала, и заставила всех сходиться друг с другом в задний проход, обещая, что после этого они получат право сойтись и с ней.
Все подростки ошалели, впав в невменяемое состояние. Было видно, что порок сокрушил их слабую мораль.
Уже на следующий день Борух убедился, что они как бы совершенно потеряли свою прежнюю сущность, — притихли и не слушали учителя.
В течение месяца они сползли на тройки и двойки, зато каждую субботу ходили к Иде, и она рассказывала, посмеиваясь, что каждый из них передаёт ей идиотские записки с признаниями в горячей любви.
Учителя недоумевали, родители, вероятно, тоже встревожились, поскольку их дети стали приходить домой в подпитии: Ида угощала их водкой до и после своих сеансов. Она давала немного — рюмку, говоря, что иначе они «блеванут и потеряют к этому интерес».
— Веди других, — довольно говорила Ида, красуясь перед зеркалом. — Есть ещё отличники?
— Больше
— Вот, видишь, было бы в тебе чуть больше ума, ты теперь легко сделался бы первым учеником класса и школы, но ты и сам весь устремлён на влагалище… Десять тысяч таких вот неприметных бардачков в этой стране могли бы упрочить наше преобладание, но наши недоумки почему-то всегда больше верили в демагогию, не умея устроить настоящего духовного погрома. Ёська их перешиб бескорыстием… Увы, пока мы в этом не Копенгаген. Если на Западе, где полно наших, поверят нам и раскроют перед нами все свои секреты, в дополнение к этим бардачкам мы непременно создадим ещё другие, типа «новейших сект», и наша роль в мире уже никем не будет оспариваться. Вот самое величайшее изобретение человеческого гения: превратить созидательный акт совокупления в разрушительный акт умопомрачения и смерти!.. Мы всех накроем женским пирожком, и Ёську в том числе!..
Он, Борух, тогда был ещё далёк от тонкостей большой политики и не понимал всего смысла идиных речей, хотя знал, конечно, что Сталин, опрокинувший Троцкого и его сторонников, является лютым врагом еврейской нации. Его отец, когда заходила речь о Сталине, корчил отвратительную рожу и брызгал слюной: «Что, суки, убедились? А я ещё в 25-м году всех предупреждал: «Никакой власти в чужие руки! Все они, нацмены, сговорятся, в конце концов, за наш счёт, потому что мы — истинные хозяева в стране!..»
Чего-то многоопытная Ида не учла, и грянул гром. Он, Борух, как раз установил, что она принимает школьников и сама. Он ревновал, понимая, что ревновать не имеет права, что подлинная любовь Иды, если она и существует, принадлежит чему-то иному…
Вскоре после Нового года повесился Морозов, а через месяц второй бывший отличник Темников попался на краже.
Темников был сыном крупного работника НКВД, и папаша сумел организовать и раскрутить дознание. Вскоре была арестована Ида, а его, Боруха, допрашивали прямо в школе — в кабинете директора.
Конечно, всё замяли: наши люди умели придать всякому делу, в котором фигурировали евреи, характер антипартийной выходки, покушения на интернационализм, национальной расправы, но всё же стало известно, что Ида — вовсе не Ида, а Дора Фогельсон, активнейшая троцкистка. В первые годы революции она работала в ЧК Ярославля, но была уволена по причине садистских издевательств над заключёнными. Это же смехота: как можно было сочувствовать белогвардейцам, которые бледнели от ярости уже только при слове о комиссарах?..
Эту весть огласила однажды мать, придя с базара, где встретила знакомую, имевшую доступ к секретам всего их захолустного городка:
— О Борух, ты чуть было не угодил в политические сольтисоны! Имей в виду, старая шлюха, что приходила к нам, — Ида, да, Ида, — её арестовали, нашли очень много золотых вещей, ей всё носили эти дети, которых она развращала. Ты понимаешь, чем это пахнет, на кого мы нарвались? Всем говори, что ты её не знаешь и никогда не видел. Лярва может ляпнуть, что через нас сбывала краденое. Они духарятся, пока им всё позволено, а после обливают грязью даже родную мать! Кстати, у неё сифилис, так что зайди к Шнейдеру, нашему соседу по старой квартире, я с ним уже договорилась!..