Завещание ворона
Шрифт:
С этими невеселыми мыслями он и подошел к остановке двадцать второго, и уже принялся высматривать не вынырнет ли из-за угла военного училища железнодорожных войск белый силуэт долгожданного «Икаруса», как вдруг рядом остановилась машина, и кто-то окликнул его по имени.
Передняя дверца новенькой «Ауди» призывно приоткрылась.
Это был Гусиков...
«Ах ты старый педрило, а я ж тебя только сегодня вспоминал!» — удивился про себя Никита, садясь в так кстати объявившееся вдруг транспортное средство...
— Хай,
— Слушай, Гус, давай-ка сразу договоримся, я тебе больше не Люсьен и не петит ами, о'кэй? — сразу ощетинился Никита...
— О'кэй, — ответил Гусиков вполне дружелюбно, — вижу, что ты имидж поменял, и в садик в наш... — Гусиков с многозначительной усмешкой сделал акцент на словах «наш садик», — в клуб больше уже не ходишь?
— Не хожу, — угрюмо буркнул Никита...
Поехали до Никольского собора, там свернули направо в сторону Нарвской заставы...
— Флоралайфом торгуешь? — спросил Гусиков, кивнув на огромный бэдж, украшавший лацкан Никитиного пиджака.
— Пытаюсь, — тяжело вздохнув, ответил Никита.
— Ага, жисть новую начал, значитца! — понимающе причмокнул Гусиков, поворачивая на светофоре, — но и я теперь уже не Гус, надеюсь, понятно?
— Ну а ты, судя по машинке, — Никита похлопал ладонью по торпедо, — судя по новой «Ауди», дела у тебя идут нормально, ты флоралайфом не торгуешь!
— Не торгую, правильно, я теперь сменил среду обитания, в садик в наш давно уже не хожу, я теперь на таких людей вышел, у тебя голова от высоты закружится...
— Да ну? Кто ж такие? — Никита изобразил на лице участливую готовность изумиться.
— Кто такие, говоришь? А такую фамилию как Гогенцоллерн слыхал? Или Романовы? Дашковы, Татищевы, Голицыны? Валуа, наконец? — Гусиков с некоторым торжеством посмотрел на своего пассажира... — Сегодня, кстати, старый князь Иван Борисович на даче на Каменном коктейль устраивает, не желаешь пару сотен долларов заработать?
От таких речей Никита испытал некое возбуждение, потому как во флоралайфе двести долларов — это почти месячный заработок. А если учесть наложенный на него Илоной штраф...
— Что, где, когда? — выпалил Никита.
— Во-первых, приведи себя в порядок, — назидательно сказал Гусиков, — сходи в парикмахерскую, побрейся, оденься прилично. — Гусиков скосил взгляд на лацкан Никитиного пиджака со значком флоралайфа. — Есть у тебя темный костюм, приличные туфли и свежая сорочка с галстуком?
— Что, приглашаешь меня продвигать флоралайф на правительственной резиденции? — не без куража переспросил Никита. — А то моя начальница тоже мне сегодня выговор учинила за внешний вид.
— Я тебе чистенькую работенку даю. За тапера на светской вечеринке лабать фоновый, так сказать, музон, компри?
Гусиков свернул с Новопетергофского на Нарвскую площадь и по кругу устремился дальше, вырываясь на простор проспекта Стачек.
— Двести
— Сто сразу аванс и еще сто по окончании суаре, — сказал Гусиков.
— А где, когда? — уже совсем по деловому и без лишнего куража спросил Никита.
— Дачку ка-два на Каменном острове знаешь?
— Знаю, — ответил Никита.
— Вот там, ровно в семь и не опаздывай... Гусиков остановил машину напротив метро Кировский завод, и высаживая Никиту добавил:
— Интересная публика соберется, скучать не будешь, обещаю... — И, когда Никита уже было почти вылез, окликнул его: — Аванс-то возьми, а то еще придти забудешь...
Придти Никита не забыл.
И даже наоборот, пришел на двадцать минут раньше назначенного.
Время не сумел рассчитать, от метро Черная Речка на Каменный остров оказалось всего пять минут пешком. Вот и пришел с запасом. Думал еще и не пустят, придется ждать.
Но пустили.
Два прапорщика ФСБ в штатском по его звоночку открыли ворота и, проверив фамилию в списке, впустили на территорию.
Никита здесь вообще-то бывал пару раз, хотя и давно. Все было так же, как и тогда. Чисто выметенные асфальтовые дорожки, зеленый газон, двухэтажные корпуса светло-серого камня с огромными, не для северного климата окнами с вечными в них зелеными занавесками...
В холле его встретил все тот же Гусиков.
— А-а-а, молодец, что пораньше пришел, иди, вон там твой стейнвей тебя дожидается, — и еще спросил участливо: — Кофе или чаю не хочешь? Официантов в зале не дергай, тебе не положено, а покормят тебя потом, там где стол для персонала... и гляди, со спиртным там не переусердствуй, ты меня понял?
«Стейнвей» вообще-то оказался «Блюттнером», вполне строил и, если не считать глухой безответной «до» в пятой октаве, то в остальном инструмент был вполне пригоден.
Никита сперва одной правой наиграл из второй части двадцать первого фортепьянного концерта Моцарта, потом, оглядев пока совсем еще пустое фойе, сбацал классическое буги-вуги, плавно переведя его в Шопена...
Снова подошел Гусиков, большим пальцем показывая, что играет Никита, как надо, и даже лучше...
— А что это за люди? — не прерываясь, поинтересовался Никита.
— А-а-а. Дворянское собрание нынче тут, их светлость князь Новолуцкий из Парижа приехать изволили, на, так сказать, пепелище, пользуясь моментом послабления режима к старорежимной аристократии... — витиевато ответил Гусиков и быстро слинял, потому как в залу начал набираться народ.
Вообще, народ, собиравшийся на коктейль в честь князя Ивана Борисовича, что всю свою жизнь, включая оккупацию сорокового — сорок четвертого годов, прожил в Фонтенбло и о России посему имел самое отдаленное и книжное представление, народ, что собрался на коктейль, князя, мягко говоря, удивил.