Завет Холкрофта
Шрифт:
— Но это невозможно! Принимаются беспрецедентные меры безопасности!
— Вовсе они не беспрецедентны. Непременно будет следование кортежа по городу, толпы людей на улицах, разные церемонии и банкеты... Где тут гарантия абсолютной безопасности?
— Ее должны обеспечить!
— Против Тинаму нет защиты.
— Тинаму?!
— Ему обещан самый большой гонорар за всю историю.
— Святый Боже...
—Организацией, которая называется «Нахрихтендинст».
Явочная квартира МИ-5 представляла
Агент МИ-5 Пэйтон-Джонс пристально разглядывал сидящего через стол Теннисона.
— Итак, — начал седовласый господин, — вы хотите сказать, что я должен верить вашим россказням главным образом потому, что вы желаете получить доступ к архивным материалам? Но это абсурд!
— Другими доказательствами я не располагаю, — ответил Теннисон. — Все, что я рассказал вам, — правда. У нас нет времени на выяснение отношений. Дорог каждый час.
— Но я не склонен к тому, чтобы меня обвел вокруг пальца журналист, который на самом деле может оказаться не совсем простым корреспондентом. Вы очень умный человек. И скорее всего, беспардонный лжец.
— Святый Боже, если это действительно так, то с какой стати я здесь?Послушайте, я в последний раз повторяю: Тинаму был обучен «Одессой» в горах на юге Бразилии! Я боролся с «Одессой» всю жизнь; об этом может узнать каждый, кто удосужится заглянуть в мое досье. «Одесса» выжила нас из Бразилии, отрезав от всего, что мы создали там. Мне нужен Тинаму!
Пэйтон-Джонс внимательно изучал своего собеседника. Злой спор длился уже примерно полчаса. Разведчик безжалостно обрушивал на Теннисона шквал вопросов и хлестких оскорблений. Это был испытанный метод ведения допроса, позволявший отделить правду от фальши. Было очевидно, что англичанин, наконец, был удовлетворен. Голос его стал мягче.
— Хорошо, мистер Теннисон. Давайте прекратим выяснение отношений. Насколько я понял, мы должны принести вам свои извинения?
— Извинения будут не односторонними. Просто я знал, что мне лучше работать в одиночку. Господи, кем мне только не приходилось прикидываться... Если бы кто-нибудь засек меня в обществе человека из вашей конторы, то вся моя работа пошла бы насмарку.
— Тогда я прошу прощения за то, что мы вызывали вас к себе.
— Эти моменты были крайне опасны для меня. Я начинал чувствовать, что Тинаму ускользает.
— Но мы его пока так и не поймали.
— Но близки к этому. Теперь это — дело нескольких дней. Удача будет на нашей стороне, если мы будем предельно пунктуальны во время принятия решений, если мы тщательнейшим образом проверим улицы, по которым будут следовать делегации, залы заседаний, места предстоящих церемоний и банкетов. Такой возможности может больше не быть. Как не было прежде и такого громадного преимущества на нашей стороне: мы знаем, что он уже здесь.
— Вы абсолютно уверены в своих информаторах?
— Никогда прежде не был в них так уверен. Тот человек в берлинской пивной был курьером. Тинаму убивал всех присланных к нему курьеров. Последними
Пэйтон-Джонс кивнул:
— Мы запросим Берлин. Пусть установят личность погибшего.
— Вряд ли вам что-либо удастся узнать. Насколько я знаю, «Нахрихтендинст» тщательно блюдет конспирацию.
— Но они всегда хранили нейтралитет, — возразил Пэйтон-Джонс. — И их информация всегда была очень точной. Обвинители на Нюрнбергском процессе постоянно пользовались информацией «Нахрихтендинст».
— Я полагаю, что «Нахрихтендинст» поставляла информацию в Нюрнберг избирательно. Мы не можем знать, что они утаивали.
Англичанин снова кивнул:
— Вполне возможно. Узнать, что именно они скрывали, мы не сможем никогда. Вопрос в другом: почему они это скрывали?
— Если позволите... — сказал Теннисон. — Несколько стариков хотят перед смертью отомстить всему миру. У Третьего рейха было два идеологических противника: коммунисты и западные демократы. Во время войны они стали союзниками, невзирая на антагонизм. Теперь каждый из бывших союзников жаждет превосходства. По-моему, это идеальная месть: заставить коммунистов и Запад обвинять друг друга в политических убийствах, натравить монстров друг на друга, чтобы те погибли в страшной схватке.
— Ну, если исходить из этого, — перебил Пэйтон-Джонс, — то под эти мотивы можно подвести сотни убийств, совершенных в последние годы.
— Но отбрасывать эту гипотезу у вас тоже нет оснований, — сказал Теннисон. — Или есть? Что, британская разведка имеет прямые связи с «Нахрихтендинст»?
— Мы непременно проверим досье «Нахрихтендинст». Действовать вслепую на основании вашей информации мы не намерены.
— И что, кто-то из «Нахрихтендинст» по-прежнему жив?
— Вполне возможно. Честно говоря, про «Нахрихтендинст» давно уже никто не вспоминал. Но я могу проверить.
— Вы дадите мне имена членов «Нахрихтендинст»? — Пэйтон-Джонс откинулся на спинку кресла:
— Является ли это одним из тех условий, про которые вы говорили, мистер Теннисон?
— Скажем так — да, но я буду настаивать на этом лишь при определенных обстоятельствах.
— Я думаю, так поступил бы любой цивилизованный человек. Если мы поймаем Тинаму, то вас будет чествовать чуть ли не вся планета. Имена членов «Нахрихтендинст» в этом случае — сущая мелочь. Если у нас в архивах есть сведения о «Нахрихтендинст» — вы их получите. Какие у вас еще просьбы? Доставать мне блокнот?
— Их не много, — обиженно произнес Теннисон. — И возможно, некоторые из них покажутся вам странными. Во-первых, из чувства уважения к своим хозяевам я просил бы у вас пятичасовую фору для «Гардиан» в освещении предстоящего события.
— Она у вас в кармане, — ответил Пэйтон-Джонс.
— Во-вторых, я хотел бы получить от британской разведки официальное свидетельство о том, что мое досье безупречно и что я оказал вам активное содействие в деле сохранения... скажем так... «международной стабильности».