Завет Холкрофта
Шрифт:
— Мы должны выяснить, кто направил Бомонта по моему следу, — сказал Ноэль, припомнив незнакомца в черной кожаной куртке. Теннисон прав. Он пришел к такому же выводу: интерес к Женеве проявляет кто-тоеще.
— Согласен, — ответил Теннисон. — Хотите, чтобы мы работали вместе?
Искушение ответить утвердительно было велико. Но Холкрофт еще не все выяснил. Заключать договор пока было рановато.
— Посмотрим, — ответил он. — Прежде чем принять решение, я хотел бы задать вам еще два вопроса. И предупреждаю, что требую немедленных ответов. Никаких «нескольких дней».
— Договорились.
— Вы
— Это Хелден вам сказала?
— Я должен был знать об этом. И Хелден прекрасно меня поняла. Договор о Женеве исключает всякие сюрпризы. Если человека могут подвергнуть шантажу, то я не имею права вводить его в дело.
— Понятно, — кивнул Теннисон.
— Так кто же стал вашей жертвой?
— У вас сложилось превратное впечатление обо мне, — ответил Теннисон. — Я человек не скрытный. И могу безо всяких угрызений совести рассказать вам, кого именно я убил. Но меня волнует другое: каким образом вы будете проверять подлинность моего рассказа? Никто не может меня шантажировать. Это исключено. Но как мне убедить в этом вас?
— Начните с имени жертвы.
— Мануэль Карарра.
— Карарра?
— Да. Монтелегрес сознательно выбрали себе в качестве прикрытия эту фамилию. Они знал, что, услышав фамилию Карарра, я сразу по ассоциации вспомню несчастных брата и сестру. Карарра был одним из самых влиятельных людей в стране. Он возглавлял палату представителей, но служил не Бразилии, а Граффу. «Одессе». Я убил его семь лет назад, и, случись мне убить его снова, я не раздумывал бы ни минуты.
Ноэль пристально взглянул на Теннисона:
— Кто знал об этом?
— Несколько стариков. В живых из них сегодня остался только один. Могу назвать вам его имя. Он никогда не проговорится об убийстве.
— Почему?
— Как говорится, под влиянием изменившихся обстоятельств. Перед тем как улететь из Рио, я встретился с ним и недвусмысленно намекнул, что ежели он вздумает преследовать меня, то я предам гласности все, что знаю о Карарре. Консерваторы мигом лишатся ореола мучеников. А бразильская консервативная партия вряд ли потерпит подобное безобразие.
— Мне нужно имя.
— Я напишу вам его на листке. — Теннисон достал ручку и черкнул два слова. — Думаю, вам не составит труда связаться с ним по линии трансатлантической связи. Много говорить не придется — упоминания моего имени в сочетании с именем Карарры будет вполне достаточно.
— Я так и поступлю.
— Сделайте одолжение, ради Бога, — сказал Теннисон. — Он подтвердит мои слова.
Холкрофт и Теннисон в упор разглядывали друг друга. Разделял их какой-нибудь фут.
— Пять лет назад в лондонском метро произошла трагедия, — продолжал Ноэль. — Погибло много народу, в том числе и сотрудник «Гардиан», подписавший от имени газеты контракт с вами. Это был единственный человек, который знал о вас все и мог пролить свет на то, как и почему вас наняли на работу.
Взгляд Теннисона сразу похолодел.
— Я тогда был в шоке, от которого не вполне оправился до сих пор. Что именно вас интересует?
—.Несколько дней тому назад случился еще один трагический инцидент. В Нью-Йорке. Опять были убиты ни в чем не повинные люди, но погиб и тот человек, на жизнь которого покушались террористы. Я очень любил его.
— Я вынужден повторить, Холкрофт: что вас
— Трагедия в Нью-Йорке очень похожа на лондонскую, не правда ли? МИ-5 ничего не известно про случай в Нью-Йорке, зато относительно лондонской бойни у разведки есть весьма определенное мнение. Сопоставив обе трагедии, я пришел к весьма тревожным выводам: между ними есть связь. Что вам известно о лондонской трагедии?
Теннисон весь напрягся.
— Поосторожнее, пожалуйста, — сказал он. — Британцы слишком далеко зашли. Что вам от меня надо? Какими еще способами вы собираетесь дискредитировать меня?
— Хватит молоть чепуху! — повысил голос Ноэль. — Что случилось тогда в метро? '
— Я был там!
– Теннисон вдруг яростно рванул на груди рубаху. От ключицы через всю грудную клетку тянулся страшный шрам. — Я ничего не знаю о трагедии в Нью-Йорке, но о лондонской трагедии я буду помнить всю жизнь. Этонапоминает мне о Лондоне каждый день: сорок семь швов — от горла до живота. Пять лет назад в Лондоне был момент, когда мне показалось, что моя голова наполовину отрезана от туловища. А тот человек, о котором вы столь загадочно выражаетесь, был моим лучшим другом в Англии! Он помог нам выбраться из Бразилии. И тот, кто убил его, хотел убить и меня! Я был с ним в тот день.
— Я не знал... Англичане мне об этом ничего не говорили. Им неизвестно, что вы были тогда в метро.
— А вы попросите их, пусть проверят. Думаю, регистрационную запись в одной из лондонских больниц найти будет нетрудно. — Теннисон возмущенно покачал головой. — Простите, я не должен был сердиться на вас. Вы тут ни при чем. Это все англичане — для них все средства хороши.
— Может, они действительно не знали.
— Наверное. Из того поезда извлекли сотни раненых. Десятки лондонских больниц были переполнены пострадавшими, и в ту ночь врачам было, конечно, не до имен. Однако МИ-5 вполне могла бы разыскать меня, если бы захотела. Я пролежал в больнице несколько дней. — Теннисон резко оборвал свою речь. — Вы говорили, что в Нью-Йорке убили какого-то человека, которого вы очень любили? Что произошло?
Ноэль рассказал, как все было, и о том, какую версию происшедшего выдвинул Дэвид Майлз. Он не видел никакого смысла скрывать что-либо от человека, на чей счет он, оказывается, так сильно заблуждался.
В конце концов оба они пришли к единодушному мнению.
Я полагаю, что наш безвольный поросенок выполнял поручение какой-то третьей стороны.
Какой именно?
Святый Боже, хотел бы я это знать!
Кто-то еще.
Человек в черной кожаной куртке. Дерзкий тип из темного берлинского переулка, который хотел умереть... Умолял Холкрофта застрелить его. Не желал говорить, кто он и откуда взялся. Некто — или нечто — гораздо более могущественный и осведомленный, чем «Возмездие» и «Одесса».
Кто-то еще.
Ноэль, рассказав Теннисону все, почувствовал огромное облегчение, чему весьма способствовала и манера Теннисона слушать собеседника. Сосредоточенный взгляд его серых в крапинку глаз ни на минуту не отрывался от лица Холкрофта.