Завет лихого пацана
Шрифт:
Остается надеяться на ее благоразумие.
— Женщина она сильная, все обойдется. Не спускайте с этого Геворкяна глаз. Человек он непростой, может выкинуть все, что угодно.
Глава 21 ЕСТЬ КОНТАКТ!
Разведчик зачастую сыплется на идеомоторных реакциях. Любой опытный физиономист отличит искреннюю улыбку от лживой, именно поэтому Горовой много времени уделял своему лицу, добиваясь того, чтобы оно всегда оставалось расслабленным, вне зависимости от внутреннего состояния. Эмоции — вещь управляемая, нужно следить
Его тренировки едва не пошли к черту, когда он перешагнул желтую пограничную полосу. Доброжелательная улыбка, не сходившая с его лица на протяжении всего полета, вдруг застыла, выдавая внутреннее напряжение, и пришлось поднапрячься, чтобы расслабить лицевые мускулы.
Его документы были безупречны, «МИ-6» умеет работать. Но не следовало забывать, что все таможенники хорошие психологи и могут проявить внимание, среагировать даже на нервный зевок.
Уже выходя из здания, он заметил молодого мужчину, сжимавшего в правой руке газету. Это означало, что включается запасной план и до города ему придется добираться на такси самостоятельно.
Само по себе это не было неприятностью. Разведка всегда прорабатывала с десяток вариантов на самые различные случаи, а потому не стоило удивляться тому, что комбинация развивалась немного вразрез с первоначальным планом. Наверняка какой-нибудь инициативный начальник, перечеркнув прежние договоренности, решил испытать его на прочность перед предстоящей операцией и начал действовать по второму сценарию, где, кроме стальных нервов, требовалась еще недюжинная сообразительность. Если он сумеет выдержать это испытание, то справится и со всеми остальными.
«Мальчишки! — выругался в сердцах Горовой. — Вам бы мою школу!»
Остап уверенно вышел из здания аэропорта и, следуя в людском потоке, направился на остановку. В какой-то момент он ошалел от обилия русской речи, которая выливалась плотным потоком из репродукторов в зале аэропорта, из приемников проезжающих машин, на русском говорили абсолютно все прохожие! Он не просто понимал ее, он чувствовал интонацию каждого слова, воспринимал его смысловую нагрузку и с удивлением обнаруживал, насколько русская речь может быть красочной, как живо она способна передавать атмосферу разговора одними только интонациями. А матерок, резкий и одновременно певучий, позволял усиливать смысловую нагрузку каждой произнесенной фразы.
В одном месте Горовой даже немного приостановился. В холле стояли несколько мужчин, очевидно, водителей. Один из них, крепенький, невысокого росточка, лет тридцати пяти, что-то рассказывал приятелям раскатистым голосом, весело жонглируя, будто бы сдобными калачами, ядреными матерными словами.
Горовой постоял немного, осмотрелся, воскресил в памяти полузабытые фразеологические обороты и потопал себе далее.
Интуиция материя тонкая, она такая же реальность, как проплывающие над головой облака или падающий снег. Сложность заключалась в том, что она невидима. Разве возможно рассмотреть мысль, продукт возбужденных нейронов? Но в результате даже короткого общения всегда с достаточной долей уверенности можно сказать, какого мнения о тебе собеседник и что
А потому к собственным ощущениям Горовой относился необыкновенно внимательно. Несколько раз интуитивные ощущения предстоящей опасности спасали ему жизнь. Пятнадцать лет назад, когда он должен был лететь из Англии в Америку, он не мог заставить себя пройти регистрацию и, оттягивая установленный час, наведался в бар, чтобы отведать холодного пива.
Только заглянув в себя поглубже, он понял истинную причину своего поведения. Ему не хотелось лететь именно этим рейсом, и, сдав билет, Горовой почувствовал необыкновенное облегчение. А двенадцатью часами позже по телевидению сообщили, что самолет этот разбился где-то на Ньюфаундленде.
В другой раз, оказавшись в районе действия Ирландской освободительной армии, он вышел из бара за несколько секунд до того, как там прозвучал взрыв. Десяток посетителей, оказавшихся в тот час в заведении, были разорваны взрывной волной.
Так что к своей интуиции следовало относиться бережно, как к цветку, важно почувствовать его вкусовой аромат, вот тогда можно не опасаться за себя.
Оказавшись в аэропорту, Остап понял, что находится под наблюдением. Рассмотреть филера в толпе ожидающих было проблематично, но он вдруг отчетливо осознал, что информационное пространство, столь плотное каких-то сорок минут назад, вдруг покоробилось и покрылось трещинками, через которые тонкими струйками вытекала энергия.
Горовой почти физически ощутил неудобство.
Осмотревшись, он не заметил ничего настораживающего. Все как обычно: усталые, неторопливые носильщики, крикливые таксисты, беспокойные, суетливые пассажиры. Подобные сцены обычны в любом европейском аэропорту. И любой может быть наблюдателем. Остановившись, Горовой попытался прислушаться к собственным ощущениям. Интересно, откуда может исходить опасность? Правая сторона лица как будто бы онемела, а затем Остап почувствовал несколько неприятных укольчиков в области скулы. Он даже поднял руку, чтобы почесать возбужденное место, но ладонь застыла у лица.
Как же он раньше не обратил внимания на этого человека! Стоит себе у выхода и покуривает сигарету. У него вид человека, который кого-то поджидает, вот только имеется одна небольшая особенность — на выход он смотрит значительно реже, чем это пристало бы встречающему.
Горовой был уверен, что этот тип был не единственным наблюдателем, наверняка где-то поблизости должен находиться дублер. При наличии запаса времени можно вычислить и его. Вот только на странное поведение прибывшего старика мгновенно обратят внимание стражи порядка.
В первые минуты Горовой ловил себя на том, что его так и подмывает заговорить на русском языке, и он совершал над собой неимоверные усилия, чтобы заглушить подобное желание. Обратившись к двум таксистам по-английски, спросив, сумеют ли они подвезти его до гостиницы «Столичная» и сколько это будет стоить, Остап Горовой понял, что в России мало что изменилось — иностранные языки по-прежнему не в чести. А в глазах людей он видел самое обыкновенное недоумение — чего же эти иностранцы русский-то не учат?