Завет
Шрифт:
[2] В пёркёльт сгодятся (венгр. elmegy a porkoltbe; porkolt – тушеное мясо в соусе) – венгерское выражение, описывающее нечто не очень хорошее.
Только верой III (17)
Не для утех плоти и грешных радостей, но для Бога следует вам трудиться и богатеть
Макс Вебер, «Протестантская этика и дух капитализма»
Кармен ответила после
– У аппарата.
На заднем фоне слышалась возня и чей-то голос.
– Это Каин, сегодня работаем в паре. Готова?
– Опять придётся сериал в записи смотреть…
– Включи громкую связь, – сказал Виктор.
Каин пощёлкал кнопками и передал ему мобильник. Оттуда доносился разгневанный голос:
– Вали отсюда, придурок, я занята.
– Кармен, слышишь меня? – на всякий случай уточнил Виктор.
Судя по шуршанию, кто-то бросался одеждой. Хлопнула дверь.
– Да.
– Похоже, мы не вовремя, но что поделать…
– Всё нормально, я готова.
– Тогда дуй в двадцать третий, надо потрясти кое-кого. Заодно и в городе освоишься. Каин объяснит всё на месте.
Выдав столь невнятную инструкцию, Виктор отрубил связь.
– Дальше сами разбирайтесь, – сказал он, бросив Каину мобильник.
– А ты куда собрался?
– Займусь «Гордостью Лейтании». Да, чуть не забыл, – Виктор достал из кармана небольшой ежедневник в кожаном переплёте и небрежно вырвал из него страницу. – Держи, пригодится.
Через двадцать минут к границе Шорокшара подъехала новенькая серебристая Тойота с чёрными иероглифами на боках. За рулём сидела Кармен.
– Слишком крутая тачка для здешних мест, – сказал Каин, положив руку на крышу. – Снятыми колёсами не отделаешься.
Кармен поставила машину на сигнализацию. Спустя несколько секунд очертания Тойоты стали размываться, и от неё остался только полупрозрачный силуэт. Каин попробовал прикоснуться к машине, но рука прошла сквозь корпус.
– Технологии не стоят на месте, за последние двадцать лет защитная аэрография[1] продвинулась далеко, – сказала Кармен, глядя на его манипуляции. – Так что пусть попробуют.
– И как, защита стопроцентная?
– Почти. Для остальных случаев есть японский брелок-нэцкэ на зеркале заднего вида. Если полезут внутрь, то будут иметь дело с медведем-людоедом.
– Серьёзный заход… Это вообще законно?
– Никакой халявы, – отрезала Кармен и надела тёмные очки.
– Мне уже жаль твоего бойфренда.
– Уже бывшего. Пусть катится куда подальше.
Первым препятствием на пути в Шорокшар стали завалы, перегораживающие разбитую дорогу. Казалось, что завал образовался снаружи, выражая бессознательное желание жителей соседних районов, которые решили отгородиться и держать в рамках разрастающееся гетто.
– Депрессивное место, – заключила Кармен, посмотрев на баррикаду.
Ржавые остовы автомобилей и горы мусора сформировали настоящую стену, за которой едва виднелись крыши ближайших домов. Многие из них покосились и поддерживались
– Ты ещё внутреннее убранство в местных халупах не видела.
– Представляю… И что нам нужно сделать?
– Поинтересоваться у местных деляг, знают ли они о недавней заварушке в центре.
Завалы на дороге образовывали настоящий лабиринт. Не хватало только замаскированных пулемётных гнёзд.
– Откуда начнём? – спросила Кармен.
Каин вытащил из кармана лист бумаги с именами и адресами, которым его заботливо снабдил Виктор. Первым в списке значился Янош Габор, который должен был встретить их в баре со стандартным названием «У Ласло». Виктор выделил его как самого перспективного осведомителя, на которого проще всего повлиять.
Весь двадцать третий район был застроен в основном панельными домами, разваливающимися и гниющими. Выкопанные вдоль дорог канавы были заполнены водой после прошедшего дождя; в мутной жиже плавали смятые пластиковые бутылки и объедки. Вывески с названиями улиц и номерами домов зачастую отсутствовали, что затрудняло ориентирование. Задавать вопросы местным Каин не хотел – многие из них были настроены агрессивно и относились к чужакам с подозрением.
Остановившись около очередной развалюхи, Кармен подняла лежащий у стены кусок фанеры с надписью «У Ласло».
– Похоже, нам сюда.
Снаружи бар выглядел как сарай, в котором всегда можно рассчитывать на полгарнцевую[2] кружку химозного пива. Прогресс здесь остановился очень давно. Двери на входе не было – видимо, местная публика периодически выламывала её, не заморачиваясь условностями. Окна настолько заросли пылью, что внутри царил полумрак. Интерьер украшали только грязь и мерцающая плесень.
Хотя назвать его баром язык не поворачивался. Скорее маленькая закусочная с очень ограниченным ассортиментом – пивом и рыбными закусками. Открывали подобные заведения или деляги, которые считали, что жрать будут всегда, а значит, ресторанчик – выгодное вложение, или те, кто решил прикрыть ширмой легального бизнеса сомнительные делишки.
Большую часть помещения занимали глубоководные. Наги-хаулиоды расположились за столами, щёлкали иглообразными зубами и демонстрировали затейливую гравировку на чешуйках. Хаулиоды поглощали сырую рыбу, невероятно широко разевая зубастые пасти и проглатывая её целиком. Время от времени по столу шлёпали засаленные карты с оторванными или смятыми уголками.
Сам Ласло был фроггом и из-за непомерной толщины выглядел как громадная жаба, которую проще было перелезть, чем обойти. Устроившись за низкой стойкой, он мял перепончатыми лапами полотенце, затасканное до состояния половой тряпки, и делал это с таким видом, будто уже давно утратил всякое желание возиться с забегаловкой и держит её исключительно из каких-то туманных соображений или просто по инерции.
За стойкой находилась кухня, где здоровенный мантис жарил всякую жратву, принципиально используя только прогорклое масло и слитый из фритюрниц жир. Продолговатая задница моталась из стороны в сторону, шипастые лапы пощёлкивали. Прямоходящее насекомое в ярком фартуке могло бы показаться смешным, если бы не его грозный вид.