Заветное желание
Шрифт:
— Ты не понимаешь меня? — спросил он, недоверчиво качая головой. — Энн, я незаконнорожденный.
— Я понимаю.
— Я не принадлежу к роду Уэверли и не заслуживаю всего того, что с ним связано, — настаивал он.
— Да, я слышу тебя.
Рис нахмурился. Кажется, она не понимает, что он имеет в виду.
— Я не тот человек, за которого ты вышла замуж!
Теперь выражение ее лица изменилось. Она возмущенно тряхнула головой, но затем подняла руку и погладила его по щеке. Он прижался к ее теплой ладони.
—
— Но ради этого твой отец и устроил наш брак, — запротестовал Рис.
— Тем не менее я вышла за тебя замуж. Ты мой муж, — улыбнулась Энн.
На миг Рис забыл все переживания. Впервые с тех пор как Саймон разбил его жизнь на кусочки, он не чувствовал пульсирующей боли разочарования, гнева, мучений. Глядя на жену, он почувствовал надежду.
Энн — его жизнь, где он мог забыть обо всем, где мог принять ее любовь, остаться с ней, где не существовало ни родословной, ни шантажа.
Увы, надежда рассеялась, и вернулась реальность.
Он с трудом отстранился, подошел к окну и стал смотреть в темную ночь, такую же непостижимую, как теперь и его жизнь.
— Нет, Энн. Я уже не тот человек. Не могу им быть, и, зная правду, ты должна это понять.
— Пожалуйста, взгляни на меня.
Он медленно повернулся. Несмотря на простыню вместо одежды и спутанные волосы, Энн выглядела безупречной герцогиней. И в ее осанке, и в ее тоне, когда она заговорила, теперь было нечто величественное.
— В чем бы ты ни пытался меня убедить, Рис, — сказала она тоном, не терпящим возражений, — это не изменит некоторых фактов. Мы с тобой женаты. Наш союз подтвержден не только физической близостью, но и глубиной отношений, которые появились у нас на побережье. И… — она слегка покраснела, — сегодня ночью в этой комнате. Ты не можешь все это отрицать.
— Нет, но…
— Никаких «но». В церкви я поклялась до конца жизни делить с тобой все твои радости и горести, какими бы серьезными они ни оказались. Я так и поступаю.
Он расстроено покачал головой.
— Я тоже в день свадьбы поклялся тебя защищать, Энн. И сделать это я могу единственным способом. Если мы будем жить раздельно, то когда откроется правда, люди увидят в тебе жертву моего скандала, а не его участницу. Возможно, это защитит тебя от боли и душевных страданий, которые падут на мою голову и головы всех, кто мне близок.
Энн смотрела на него, приоткрыв, рот. Странно. Похоже, сейчас она была потрясена больше, чем когда он рассказал ей о своем происхождении.
— Это правда? — наконец спросила она. — Ты сделал меня жертвой твоего скандала? Ты знал факты о своем происхождении до нашей свадьбы, но утаил их от меня, как своего рода обман?
Рис колебался. Он мог солгать ей, что все знал еще до обмена
— Нет. Я узнал это в тот день, когда бежал из Лондона.
Энн побледнела.
— Значит, это Саймон открыл тебе правду, когда ждал нашего возвращения из свадебного путешествия?
Рис закрыл глаза. Тот день, казалось, был много лет назад, а боль все так же остра, словно не прошло и пяти минут.
— Да, — прошептал он.
Нижняя губа у нее дрожала, но в голосе была ярость.
— Зачем он сказал тебе? Если он узнал нечто ужасное, что наверняка разобьет тебе сердце, зачем перекладывать этот груз на твои плечи?
Рис опустил голову. Она повторяла вопросы, которые мучили и его с того самого дня, когда Саймон пришел к нему. Он тоже был в ярости на друга, пока не узнал всю правду. Он должен сказать Энн все до конца.
— Не осуждай нашего друга. Положение осложняется тем, что… — Он умолк, ему было трудно произнести это вслух. Пока он собирался с духом, Энн терпеливо ждала. — Дело в том, что мой настоящий отец — покойный герцог Биллингем. Мы с Саймоном братья. Не в смысле, что мы близкие друзья, мы с ним одной крови.
Рис не мог винить жену за долгое, потрясенное молчание. Ведь отец Саймона умело скрывал от всех свою истинную сущность, выставляя напоказ доброту и честность, которыми не обладал.
— Но… Биллингема уважали как человека набожного, преданного, заслуживающего доверия, — наконец произнесла Энн.
— Однажды во время загородной вечеринки в Биллингеме мы с Саймоном узнали о его… нашем отце много такого, что опровергает эту благородную репутацию. Оказалось, герцог тщательно скрывал правду о себе, включая его склонность спать с другими женщинами. Я не единственный его внебрачный ребенок.
Энн вздрогнула, но после короткого молчания кивнула.
— Знаешь, теперь, когда ты сказал, что вы с Саймоном братья, я вижу это. У вас много похожих черт, даже осанка Саймона порой напоминает мне твою.
— Никогда этого не замечал.
Она улыбнулась, но улыбка была печальной.
— Возможно, я более внимательна. Теперь я получила некоторое объяснение, почему Саймон хотел рассказать тебе правду. Но ведь он должен был понимать, что это значит для тебя.
— Он говорил, что сначала не собирался рассказывать мне о том, что узнал. По-моему, он готов был хранить тайну до конца жизни, если б это зависело только от него.
— А что ему помешало?
Рис нахмурился.
— Есть некто еще, кому известно о моем происхождении. Этот человек не джентльмен, а подлец, который намерен шантажировать моего… моего брата и меня, угрожая открыть позорную тайну. Вот Саймону и пришлось рассказать мне правду, чтобы мы вместе решили, как нам вести себя с шантажистом.