«Заветные» сочинения
Шрифт:
Ты сам собой стрела, но тупо твое жало.
Совсем ты не творишь ничьим сердцам вреду.
Стреляешь если ты, стреляешь-то в пизду.
— Я обесчещена, — пришла просить вдова.
Однако знал судья, кто просит такова.
— Кем? — спрашивал ее. — Сегодня у суседа,—
Ответствовала та, — случилася беседа.
Тут гостья
Уж четырех ты во вдовстве-де родила!
Судья ей говорил: — На эту плюнь причину.
Стал свет таков: всегда приложат половину.
Ты очень ей любим, она в твоей вся воле.
Да только тридцать есть, которых любит боле.
Мой свет, любовь твоя мне очень дорога.
Да для того-то я тебе и не слуга.
С кем хочешь ты любись своим продажным жаром,
А я люблюсь с такой, котора любит даром.
Увидевши жена, что муж другу ебет,
Вскричала на него: — Что делаешь ты, скот!
Как душу обещал меня любить ты, плут.
— То правда, — муж сказал, — да душу не ебут.
Повздорил некогда ленивый хуй с пиздой,
С задорной блядкою, прямою уж звездой.
Она, его браня, сказала: — Ты дурак,
Ленивый сукин сын, плешивый чорт, елдак.
Взбесился хуй тогда, в лице переменился,
Надулся, покраснел и в кость вдруг претворился,
За губы и усы пизду он вдруг схватил
И на плешь на свою скуфьёю посадил.
— Позволь, сударыня, с тобой мне делать то же точно,
В чем упражнялись те, кто делали тебя.
Авось-либо и мне удастся ненарочно
Такую ж сделать в свет, хотя не для себя.
Крестьянка ехала верхом на кобылице,
А парень встречу сей попался молодице.
Сказал: — Знать, ты в сей день не ебена была,
Что едешь так невесела.
А та ему в ответ: — Коль ты сказал не небылицу,
И истинно коль то причина грусти всей,
Так выеби мою, пожалуй, кобылицу,
Чтоб шла она повеселей.
За еблю некогда журила дочку мать:
— Ей, дочка, перестань, пожалуй, еть давать.
А дочка ей на то: — Тебе нет дела тут.
Что нужды в том тебе? Ведь не тебя ебут.
Ебливая вдова с досады говорила:
— На что нам тайный уд натура сотворила?
Не ради ли того, чтоб похоть утолять
И в дни цветущих лет чтоб сладость нам вкушать?
Когда
Так для чего оно, давая, поскупилось
И не умножило на теле их везде?
На каждой бы руке у женщин по пизде,
А у мужчин хуи б на месте пальцев были.
С какою б роскошью тогда все в свете жили!
Всяк еться б мог при всех, еблися бы всегда,
Еблась тогда б и я без всякого стыда.
Хоть еть или не еть,
Всё должно умереть.
Неизбежимо смертно жало.
Так лучше умереть, смягчивши штанно скало.
Мне кажется, что я хуй, руки, уши, рот,
Муде, глаза, язык и бегание ног
Природою достал себе на случай тот,
Чтоб с помощию их пизду ети возмог.
— Приятель, берегись, пожалуй, ты от рог:
Жену твою ебут и вдоль и поперек.
А тот на то: — Пускай другие стерегут,
А мне в том нужды нет, ведь не меня ебут.
— Вчера свершился мой, жена, с тобою брак.
Что я хотел найти, не сделалось то так.
Жена ему на то: — Не те уж ныне годы,
Нынь трудно то найти, что вывелось из моды.
— Не раз ты мне, жена, неверность учинила.
Скажи мне, сколько раз ты мужу изменила?
— Рогатый! — говорит ему в ответ жена: —
Я арифметике, ей-ей, не учена.
Я друга твоего люблю, зрак твой любя,
Его целуючи — целую я тебя.
Едина в вас душа, известно мне то дело.
Так думается мне — одно у вас и тело.
Горюет девушка, горюет день и ночь,
Не знает, чем помочь.
Такого горя с ней и сроду не бывало:
Два вдруг не лезут ей, а одного так мало.
Горшкова дочь дает в наймы свою пизду.
Кто хочет, тот еби, плати лишь должну мзду.
А уж у ней пизда весьма уж не ребячья,
Потребен хуй большой, а плешь чтоб жеребячья.
Какую ж за труды ей пошлину давать?
Она охотнику сама о том даст знать.
Желанья завсегда заики устремлялись,
И сердце, и душа, и мысли соглашались,
Жестоку чтоб открыть его к любезной страсть,
Смертельную по ней тоску, любови власть.
Но как его язык с природна онемленья