Завихрение

Аальская Валерия Юрьевна

— Да, так, по мелочи, — отмахнулся я, убеждая себя в том, что вещие сны мне никогда не снились, и, поскольку пифий или цыганок в моем роду все-таки нет, дальше вряд ли начнут сниться. — А что, это Посредник опять веселился?..

— Нет, это твое подсознание повеселилось, — покачал головой Барсик. — Посредник наверху веселится, и только там. Вниз он спуститься не может.

Я сел на кровати, потер виски. Голова раскалывалась. Надо таблетку выпить…

— А времени сколько?..

— Около полуночи, — недовольно сказал Барсик. — Хозяин вот только-только лег, все

в тетрадь свои руны записывал…

— Не руны, а ноты, — устало поправил я. Когда Барсик говорил таким тоном, он становился ужасно похожим на Настиного Кузьку.

— Что руны, что ноты — один черт… Чаю будешь?..

— А есть?.. — с надеждой спросил я.

— И чай есть, и кофе, хозяин сварил. Тебе чего?..

— Чаю, — поколебавшись, решил я. Все равно сейчас опять лягу спать, поэтому пить кофе по меньшей мере нелогично. — И в шкафу там на нижней полочке такая белая коробочка с красным крестом есть, ее тоже притащи, пожалуйста…

Меня уже мало волновало, каким образом кот нальет мне чаю и притащит аптечку.

А ничего, притащил. Я зато понял, как он пирожки делал.

Поднос с чаем и аптечкой прилетел ко мне сам, по воздуху, и опустился на журнальный столик. Я сел, поплотнее завернулся в одеяло и двумя руками поднял горячущую кружку.

— Классно. И давно ты так умеешь?..

— Лет триста. Меня хозяин научил.

— Я тоже так хочу…

— У тебя не получится, ты-то не маг.

Вот так всегда. В какой же очереди я все-таки стоял?..

Барсик легко вспрыгнул на диван, устроился у меня на коленях.

— Тебе даже лучше, чем магу, — промурлыкал он. — Ты можешь творить.

— Угу, Демиург несуществующих миров, — усмехнулся я. — В которые даже верю и то только я…

— Ну и что?.. Вот Вика видят только те, кто в него верит. Настина мама, например, не видит. Что, скажешь, что Вик из-за этого не существует?.. И вообще, не комплексуй… ура, я выучил это слово… Далеко не всякий маг может хотя бы сосиску себе создать, а ты — хоть целый мир. А мир гораздо лучше сосиски.

Барсик тепло улыбался. И сам он был очень теплый и пушистый, как подушка. И как мне только могла такая чушь присниться?..

— Угу. Теорема: бутерброд лучше вечного счастья. Доказательство: что может быть лучше вечного счастья?.. Да ничего! А бутерброд это лучше, чем ничего. Значит, бутерброд лучше вечного счастья. Теорема доказана.

Барсик фыркнул, свернулся у меня на коленях клубочком. Я наконец решился попробовать чай. Он был слишком горячий для меня, я всегда разбавляю кипяток пятьдесят на пятьдесят холодной водой, и горький. Но выбирать не приходилось, очень уж хотелось пить, да и таблетку надо съесть, поэтому я начал смело прихлебывать из кружки большими глотками.

— Барсик, может, слезешь?.. Я дальше спать буду…

— Мурр…

Барсик кивнул и ушел куда-то на кухню. Я повалился на диван, укрылся с головой и спокойно уснул, безо всяких сновидений.

В следующий раз Барсик разбудил меня около полудня.

— А?.. Что?..

Где-то часов в шесть я вставал сам, выходил на кухню и довольно долго стоял у распахнутого окна, подставляя

лицо холодному утреннему ветру. Почему-то ужасно хотелось схватить гитару и наплевать на ранний час и на то, что у меня нет слуха. А еще хотелось курить. Я даже покрутил в пальцах пачку сигарет, но так и не открыл. Во-первых, вредно, а во-вторых, в седьмом классе пробовал — гадость несусветная, горькая и вонючая. Как только Вик с этим мирится?..

Потом снова лег, хотя спать уже не хотелось. Снилась всякая незапоминающаяся муть, вроде Барсика на коне, задом наперед и в шляпе, надетой на хвост.

— Ты что, не слышишь?.. Вставай! Хватит дрыхнуть. Уже почти двенадцать…

Я сел на диване, потянулся. Одеяло за ночь (или утро?..) сползло на пол, а рубашка вся измялась и перекосилась. Я поморщился, переоделся. Так, этого всего хватит уже на одну загрузку… Угу…

Я быстро смастерил себе кривой бутерброд, хотя в холодильнике стояла кастрюля вполне приличного супа, и, подпрыгивая на одной ноге в попытках натянуть на себя носки на ходу, запихнул рубашки в стиральную машину. Насыпал порошок, подключил, дожевал бутерброд.

Вернулся на кухню, уселся на подоконник.

Был очень хороший, светлый денек, с ослепительно голубым небом, свежим ветерком и ярким весенним солнышком. Сирень благоухала на всю улицу, ветер шевелил волосы. На лавочке за домом сидела какая-то девочка с дудочкой, наигрывающая какую-то простенькую песенку…

Я на ощупь нашел гитару, поудобнее устроился на подоконнике.

Или все-таки не стоит?..

Я все-таки не удержался, сыграл на память первую пришедшую на ум комбинацию из затверженных в школе. Пальцы заболели с непривычки, гитара оказалась расстроенной (перезанимался Вик вчера…), диезы не зажимались, вместо си минора бемоля я сыграл соль-мажор, а при банальном переборе я беспрерывно ошибался в струнах.

Грустно вздохнул, отставил гитару.

Сияло солнышко, по чистому небу игривый ветерок гонял редкие облачка.

— Чего сидишь?.. — поинтересовался Барсик, запрыгивая на подоконник и любуясь шиповником. Мне вдруг вспомнился сегодняшний сон.

— Да так, просто… Хороший денек.

— Так шел бы погулять. Погода вон какая чудная…

Барсик не выгонял меня, а советовал, поэтому я не стал упираться, подхватил с тумбочки свою ветровку и вышел.

На улице действительно было хорошо. Ко мне подбежала какая-то мелкая собачка, дворняга, белая с черными пятнами, маленькая и смешная. Я любил собак, но сам заводить не хотел — с таким хозяином, как я, собака умерла бы от голода. Коты гораздо лучше — с ними гулять не надо…

На лавочке перед подъездом как раз крутилась очаровательная рыжая кошечка. Я протянул руку, кошка согласно потерлась о нее головой. Ласковая, ухоженная, явно домашняя. Собачка смешно прыгала рядом. Я пошарил в карманах, и, не найдя ничего вкусного, виновато развел руками. Собака ткнулась носом в мои карманы и сразу же потеряла ко мне интерес.

Кошка не ушла, напротив, вознамерилась взобраться на мои колени. Я не пустил, потому что брюки были новые и почти чистые, и мне их было жалко.