Зависть как повод для нежности
Шрифт:
– Я запишу вас на сентябрь! Мы будем в Адыгее только в сентябре. Не хватает людей. Материалов достаточно. У нас смесей на десять лет вперед. Но мне нужны солдаты! Вы хотите помочь Родине? Хотите пройти краткий курс обучения?! – орал он в трубку.
Прямо Жуков в ставке Верховного главнокомандующего.
– Давно я клопов не видела. Со времен харьковского общежития, – мечтательно протянула Галя.
– Клоп – дело наживное. Там где клопы, нужно искать жидомасонский след. Вот Харьков – еврейский город?
– А то! Только общежитие у нас было интернациональное, и кусали они всех без разбору. У клопа же нет головного мозга,
– Мозга нет, а национальное чутье есть. Он панцирем чует, где укусить, на температуру реагирует. А температура у всех разная. Ты меня не перебивай. Тут такое!
Никита рванулся к выходу, закрыл дверь на замок и шепотом как бы заорал, изображая ужас и панику:
– Тараканы ушли! Тараканы из Москвы ушли! Ушли! Ушли! – помогал он себе руками, размахивал, бычился, приседал, как будто Галя была глухонемой и, чтобы до нее дошло, нужно было станцевать танец уходящих тараканов.
– Куда? – прокричала она Никите в ухо – как контуженному.
– Никто не знает. Снялись и тихо свалили, оставили нас тут клопам на съедение.
– Как ушли? – не унималась Галя.
– Как? Ты еще спрашиваешь, как?! Пешком, дорогая, не на метро же?! – Никита покрутил у виска. У него были свои представления о психической норме*.
Мы считаем ненормальными тех, кто на нас не похож, кто нас «не понимает». Чем уже кругозор человека, тем труднее ему искать общее основание для общения.
– Ну и что?
– И что?! Теперь будет война. Перед войной крысы уходят из города, – мечтательно произнес клопомор.
– Да ну! Это же перед землетрясением или потопом. А чтобы перед войной, я такого не читала… – возразила Галя, не верившая во всю эту чепуху про знамения.
– Разве об этом напишут в Интернете? Подумай своей слабенькой головкой! Это же государственная тайна. Если немцы узнают, что от нас ушли тараканы, они такую гонку вооружений начнут, мама не горюй! – заключил клопиный генералиссимус.
– При чем здесь немцы, Никита? Война уже давно кончилась, – пыталась успокоить маньяка Галя.
– А ты думаешь, они нам простят поражение?! – глубина и проницательность были неумолимы.
– Да мы им так наваляли, что, думаю, простят. Французы же простили Наполеона.
– Не немцы, так китайцы. О! О! Как я не подумал? А мы с клопами не можем справиться, – политологические теории Никита развивал на ходу.
– Русскому человеку не интересна мелкая возня. Вот если бы развелись мамонты, было бы чем заняться… – заметила по-женски Галина.
– Несерьезная ты, – сообразил Никита. И ни к селу ни к городу добавил несуразное сочетание поговорок: – Эх, помянешь меня, да поздно было, не было печали, да черти накачали.
– А… – зависла Галя.
В Москве, как во всяком мегаполисе, возникла запредельная концентрация маньяков, Наполеонов всех мастей*.Так что если бы Галя и пошла по другому следу, то вряд ли нашла бы работодателей интереснее,
Для нашей нации характерна склонность возглавлять и руководить. Любим мы «за пояс заткнуть», «показать кузькину мать», кстати уж, «раздавить, как клопа», «размазать по стенке», а вот еще – «замочить в сортире» и пр. Утвердить свою власть в семье мужчинам не удается, потому что там они нарываются на таких же сильных женщин, которые считают дом своим государством. Вот и остается занимать руководящие посты в своих собственных конторах, изображать начальников на работе. Это необходимо для самореализации мужчины. Потому что, если убрать мотив власти, мужчина теряет интерес к жизни и ложится на диван, откуда согнать его может или голод, или тот же клоп. Так что Никита выполняет не только санитарную, но и социальную миссию, призывая в свои «войска» тех, кто еще не потерял надежду стать настоящим мужиком. Факиры на час всех мастей безумствовали на столичных подмостках. Наш мужчина все-таки актер, истерик по своей натуре, любит коленце выкинуть, пофиглярствовать, произвести впечатление, пустить пыль в глаза. Но Галя старалась поддерживать предлагаемую игру, подзадоривать своих кормильцев. Потому что ее скромный бизнес зависел от таких вот артистов.
Зато эти маньяки все как один хотели в Интернет . Мужчинам все равно, что и кого завоевывать, лишь бы побольше*.И Галине это было на руку. Она была волшебницей, открывающей им ворота рая, беря небольшое пожертвование за свои добрые дела. Работой это точно назвать трудно. Рассказывать шефам, в чем состоит ее ремесло, – довольно бессмысленное занятие. Они были технически неграмотными, но признаться в этом им мешало пресловутое самолюбие полубогов. В каком-то смысле Галина зарплата была платой за ее молчание. Она должна была работать, демонстрируя преданность и верность начальству, не обсуждая приказы, не донимая инициативами. По этой причине Гале приходилось скрывать и то, что у нее есть несколько заказчиков и она, теоретически, может уйти в любую минуту, переметнуться, бросив на произвол все интернет-хозяйство.
Это наблюдение может быть научно обосновано. Уже в детских ролевых играх мы можем наблюдать, как мальчики 4–5 лет пытаются захватить как можно больше территории, присвоить как можно больше игрушек и не чураются ни мужских, ни женских персонажей. Главное для них – командовать или хотя бы контролировать все поле игры. Игра в мальчишеском исполнении должна не просто закончиться, но закончиться с увеличением ресурса у победителя или финалиста. Иначе им не интересна вся эта девичья камарилья, охи-ахи, намеки, полумеры, избыточное внимание к внешности или переживаниям персонажей.