Зависть
Шрифт:
– Зато потом Дик весьма убедительно доказал, что является грубияном и невежей, проще говоря – настоящим мужчиной, – парировала Марис. – Впрочем, я не права: к концу романа он снова становится героем, походить на которого мечтают многие…
– А как насчет того, другого?..
– Кого? – удивилась Марис.
– Твоего мужа, разумеется. Помнишь, ты рассказывала, как его книга разбудила в тебе интерес сначала к герою, а потом и к нему самому, и ты начала фантазировать, мечтать о нем… Скажи, ты не разочаровалась в своем муже, когда наконец оказалась с ним в одной постели? Соответствовал ли он тому идеальному образу, который сложился в твоей
Марис всем корпусом развернулась к нему:
– Это неуместный вопрос, Паркер!
– То есть иными словами – нет, не соответствует. Я так и думал!.. – И он скорбно покачал головой.
– Иными словами – это не твое дело! – вспылила Марис. – Твое любопытство относительно моей личной жизни – оно… оно просто больное! И если хочешь начистоту, именно поэтому я избегала тебя весь сегодняшний день. То, что случилось в сарае… Это просто ни в какие ворота не лезет. В конце концов, я замужем!
– А что такого случилось в сарае? – удивился Паркер. – Я что-то не припомню ничего такого, что могло бы скомпрометировать тебя как замужнюю женщину.
Его притворная наивность еще больше разозлила Марис, и она решила, что пора дать ему отпор. Приняв вид равнодушный и спокойный, она поставила на поднос опустевший бокал и снова повернулась к Паркеру.
– Ты, я вижу, придаешь этому поцелую слишком большое значение… Тебе действительно так интересно, почему я позволила себя поцеловать? Что ж, попробую объяснить, только тебе это объяснение не понравится…
– Ничего, выкладывай.
– Так вот, Паркер… – Марис облизала вдруг пересохшие губы. – Я не стала сопротивляться тебе только потому, что не хотела поставить тебя и себя в неловкое положение. Вряд ли даже твой усовершенствованный гольф-кар может считаться самым подходящим местом для матча по борьбе между инвалидом и женщиной, вынужденной защищать свою добродетель. Да-да, Паркер, именно инвалидом!.. – добавила она, заметив, как потемнело от гнева его лицо. – Я имею в виду не твою неспособность ходить, а твою неспособность держать себя в рамках общепринятых норм. И не воображай, пожалуйста, – вовсе я тебя не испугалась. – Она насмешливо посмотрела на него. – В крайнем случае я могла бы от тебя просто убежать!
– А ты, оказывается, умеешь бить ниже пояса! – пробормотал Паркер сквозь стиснутые зубы. – Это нечестно!
– К сожалению, я успела убедиться, что правила для тебя неприемлемы, поэтому мне пришлось играть в твою игру – без правил, – отрезала она.
– Игра без правил – единственный вид игры, который имеет право на существование.
– Другими словами, ты готов добиваться своего любой ценой, не считаясь с окружающими?
– Совершенно верно, – подтвердил Паркер. – Именно любой ценой. Я хорошо выучил этот урок, или, точнее, его вбила в меня сама жизнь. Если хочешь чего-то добиться, нужно быть готовым к жертвам… В том числе и среди мирного населения.
Эти его последние слова хотя и напоминали попытку пошутить, прозвучали слишком уж мрачно, и Марис почла за благо не расспрашивать, в чем состояли его «уроки». Вместо этого она сказала:
– Я хотела работать с тобой над твоей «Завистью». И если ради этого я должна была позволить тебе один ничего не значащий поцелуй – что ж… Такую цену я готова была заплатить из снисхождения к… твоему дурному характеру и отсутствию воспитания, – быстро закончила она, вовремя сообразив, что чуть было не сморозила глупость. – Так, может быть, мы
– Сколько ты за нее дашь?
За все время они еще ни разу не заговаривали о деньгах, и Марис была застигнута этим неожиданным вопросом врасплох.
– Я… я пока об этом не думала, но…
– Что ж, подумай.
– Не кажется ли тебе, что называть конкретные суммы, пожалуй, рановато?
– Почему же?
– Потому что я еще не видела готовой рукописи, Паркер. И пока я ее не увижу, мы не сможем подписать договор.
– Очень жаль, потому что я не собираюсь лезть из кожи вон и заканчивать книгу, которую ты, может быть, откажешься покупать.
– Мне очень жаль, Паркер, но не мною так заведено. Таков общепринятый порядок, и…
– Мне не нравится этот порядок, – отрезал Паркер.
Только что распечатанные, еще теплые листы бумаги лежали у него на коленях аккуратной стопкой, и Марис ужасно хотелось поскорее их прочитать, но упрямо выпяченная челюсть Паркера подсказывала ей – он будет стоять на своем до конца.
– Мы могли бы попробовать отыскать компромисс… – начала она.
– Что ж, я слушаю.
– Если бы ты представил мне подробный план книги, я могла бы выписать тебе… гм-м… небольшой аванс.
– Ничего не выйдет. Я не собираюсь корпеть над подробным планом.
– Почему?
– Потому что мне нравится импровизировать и писать так, как мне хочется. Любой план, кроме того, который сложился у меня в голове, будет мне только мешать.
– Но тебе вовсе не обязательно строго придерживаться плана! – возразила Марис. – Если в процессе работы ты найдешь новый, интересный сюжетный ход – ради бога! Никто не заставит тебя писать по плану. Все, что мне нужно, – это общая идея книги и краткое содержание сюжета. Ведь должен же ты знать, чем все кончится!
– Я-то знаю, – усмехнулся Паркер. – Но если и ты будешь знать, тогда никакого сюрприза не получится.
– Я твой редактор, и мне не нужны сюрпризы.
– Во-первых, ты пока еще не мой редактор, – возразил Паркер. – К тому же, как я успел заметить, ты в первую очередь читатель и только потом – редактор. Вот почему я решил использовать тебя как барометр – прибор, который показывает, насколько хорошо то, что у меня получается. А во-вторых, я предпочитаю тратить силы на настоящую работу, а не на написание глупых планов, которые все равно никому не нужны. Кроме того, неожиданные повороты сюжета делают книгу только увлекательнее, разве не так?
– Ради всего святого, Паркер, не спеши! От этого выиграешь не только ты, но и я!
– Я и не собираюсь.
– Ты говоришь совсем как Тодд!
– Тодд?!
– Да. – Марис подошла к столу, на котором оставила прочитанную ею часть рукописи. – Кажется, это было в шестой главе… Нет, в седьмой. Помнишь сцену между ним и Рурком? Тодд жалуется приятелю, что Хедли предложил ему изменить характер отношений главного героя с отцом, а Рурк отвечает, что проф в данном случае прав, хотя он и скотина… – Марис быстро перелистала страницы. – Вот, смотри, страница девяносто вторая… Тодд говорит: «Когда наш уважаемый профессор сам напишет роман, он может делать со своими героями все, что угодно, но эти герои – мои. Я их создал, я знаю, что творится у каждого внутри, и не собираюсь изменять их в угоду профессору Хедли – нет, не собираюсь!»