Зависть

Уорд Дж. Р.

Все шло по ее замыслам, по крайней мере, с виду, и, тем не менее, она чувствовала такую…

Апатию, так оно называлось… какое красивое слово для столь дерьмового, безучастного состояния.

Наверное, она просто устала, раскладывая вещи после переезда. У нее было примерно сорок комодов, полных приобретений со всех эр человечества, и всякий раз, как ей приходилось переезжать в другое место, Девина была вынуждена коснуться каждого предмета, одного за другим, возобновляя связь с сущностью, задержавшейся на металле. Однако ей только предстояло провести

ритуал прикосновения, и она дивилась себе. Как правило, она не могла сосредоточиться ни на чем постороннем, пока не разорвет время, войдет в пространство между минутами и заполнит его длинным процессом.

Девина подумала, что ее терапевт увидит в этом прогресс, учитывая, что обычно компульсивное побуждение было срочным и неотвратимым: эти драгоценные предметы из Древнего Египта и Готической Франции, со времен Гражданской Войны и до настоящих дней в Штатах, привязывали ее к дому, от которого она находилась так далеко.

И все же, она не чувствовала отчаянного порыва прижаться к тому, что принадлежало ей целую вечность. Казалось, она хотела лишь слоняться вокруг.

Все это вина Джима Херона.

Он был таким непокорным. Доминантным. Невероятным.

Он был выбран ею и тем надменным сукиным сыном, Найджелом, потому что Херон в равной степени содержал в себе добрую и злую стороны… и согласно тому, что она узнала за века, когда дело касалось человечества, зло всегда побеждало. В действительности, она предположила, что сманить его на свою сторону будет ужасающе скучно, она делала это с мужчинами и женщинами с момента возникновения времени миллионы лет назад.

Но вместо этого… именно она оказалась обманутой и соблазненной.

Херон был просто таким… неподвластным. Хотя он сдался на ее милость, и она играла с ним, ее приспешники пировали на нем, и Девина обнажила свою истинную сущность… он остался непокоренным, не склоненным, несгибаемым.

И эта сила сделала его недосягаемым.

Она не встречала такого раньше. Ни от кого.

Дело в том, что это в ее природе — овладевать: она была идеальным паразитом, прокладывала путь и размножала свою сущность, пока тот, в кого она проникла, не становился ее навечно.

Брошенный Хероном вызов одурманивал, был пощечиной, глотком свежего воздуха. Он также умалял важность всего прочего.

Открыв ящик, она достала тонкий золотой браслет с подвеской в виде маленькой голубки. Выполненная курсивом надпись на обратной стороне была прелестна. От родителей дочери. Датированная годом ранее. Бла-бла-бла.

Она ненавидела имя «Сесилия». Воистину.

Эта непримечательная девственница… бельмо на глазу Девины. Назначение девчонки Бартен — защита зеркала. Сейчас же эта маленькая мерзавка обрела некую связь с Джимом…

В тот момент, когда Девина собралась уничтожить хрупкое украшение, через нее прошел порыв теплого воздуха, будто прикосновение любовника не просто к ее телу, но к самим костям.

Джим.

Это был Джим. Он вызывал ее.

Отбросив браслет,

Девина бедром задвинула ящик и побежала по ряду к декоративному зеркалу в полный рост, которое служило для нее лишь проходом. И по пути она сменила свой облик, обретая тело шикарной брюнетки с отрицающей гравитацию грудью и задницей, выступающей больше книжной полки.

Взбив волосы, она пригладила черную юбку, решив, что она слишком длинная. Усилием мысли укоротив ее, Девина повернулась, сверкнув гладкими бедрами и идеальными икрами.

Неожиданно, она ожила.

Ну, понятие «ожила» технически некорректно. Но так она себя чувствовала: в мгновение ока ее настроение перешло из похоронного к окрыляющему.

Но она не станет глупить по этому поводу.

Уверенная в линии юбки, вырезе и прическе, она вошла в ванную.

— Как я выгляжу?

Она слегка покрутилась перед парнем, подвешенным верх ногами над ванной. Но ему было нечего сказать, несмотря на открытые глаза.

— О, ну кто бы мог подумать.

Нагнувшись, она погрузила пальцы в кровь, которая равномерно вытекала из сонной артерии парня. Испытывая нетерпение из-за задержки, она очертила след по дверным косякам и полу, возвращаясь к ванной за добавкой. Чистота его души создала печать лучшую, чем любая охранная система, которую могут изобрести люди… к тому же, процесс избавил мир от еще одного смертного.

Что упрощало ее работу.

Закрыв себя внутри с Мистером Болтуном, она повернулась к древнему зеркалу, державшемуся в дрянной раме, которая сгнила столетия назад. На свинцовом стекле постоянно перемещалось отражение, волны темно серого и черного кружились на заднем фоне цвета грязи на ковре. Артефакт был ужасным порталом и единственным способом для нее попасть к стене душ.

— Повиси тут, — сказала она покойнику. — Я скоро вернусь.

Пройдя сквозь поверхность зеркала, ее затянуло в порочный водоворот, и она отпустила себя, принятое ею обличье как ириска растянулось в кротовой норе [27] . На другой стороне Девина вышла у основания ее стены, была извергнута бурей, но не нуждалась во времени для исцеления.

27

Кротовые норы — пространственно-временные туннели в гипотетической модели Вселенной.

Поправив прическу и тесную юбку, она подумала о том, как глупо не иметь здесь зеркала.

Но, с другой стороны, ее не волновало мнение приспешников, а ее души… о, ее прекрасные души… ну, их головы забиты другим.

Запрокинув голову, она окинула взглядом блестящие черные стены, растянувшиеся на мили и поднимавшиеся из каменного пола. Проклятые на муки извивались в пределах их порочной тюрьмы, лица, бедра, колени и локти стремились к свободе, которую они никогда не получат, их горестные голоса смешивались и приглушались друг другом.