Заводная девушка
Шрифт:
– Оригинальный мыслитель, – говорил Рейнхарт дочери. – Врач, не пасующий перед прецедентами и условностями. В высшей степени устремленный, готовый идти на риск.
Вероника ожидала увидеть сурового немолодого человека с морщинистым лицом. Но посетитель, шедший по коридору, тут же разрушил ее мысленный образ. В нем не было ни капли суровости. Ее поразил неряшливый вид Лефевра. Он был розовощеким, с кривыми ногами в бархатных панталонах и круглым животом, выпирающим из-под камзола травянистого цвета. Парик мужчина
– Рейнхарт, – густым голосом произнес гость, – а вы просто негодник. Скрыли от меня возвращение вашей прекрасной дочери. – Лефевр поклонился Веронике, затем улыбнулся, отчего его блестящие черные глазки почти утонули в складках лица. – С возвращением, мадемуазель Рейнхарт. Я знал тебя еще совсем маленькой, хотя ты явно не помнишь моей изможденной старческой физиономии. Рейнхарт на столько лет отлучил тебя от мира.
– Вы прекрасно знали, что нынешней зимой Вероника возвращается домой, – невозмутимо произнес Рейнхарт.
– Знал ли? – Лефевр почесал голову. – Я становлюсь забывчивым. Слишком много замыслов. От пациентов нет отбоя. Добавьте к этому множество неразумных требований.
– Как ваш ученик?
– Пытливый, порывистый. Но держу пари, не такой смышленый, как ваша дочь. – Он вновь улыбнулся Веронике и вскинул кустистые брови, глядя на кроликов. – А это кто такие? Новые друзья?
– Делаю очередную игрушку для двора, – пояснил Рейнхарт.
Лефевр усмехнулся:
– В один прекрасный день, Макс, вы получите интересное задание, а не очередной заказ на движущееся украшение.
Рейнхарт с легким раздражением посмотрел на гостя:
– Я не считаю свои изделия украшениями. Они для меня – способ познания жизни. Идемте в мастерскую! Вероника поможет мне их улучшить.
– Говорите, поможет?
Рейнхарт шел первым, держа в руках механического кролика. Вероника несла Франца. Лефевр шел с ней рядом.
– Получается, мадемуазель, отец обучает тебя своим премудростям?
– Да. Всему, что требуется знать и уметь создателю автоматов.
– Неужели? Уверен, твое обучение движется галопом!
– Мне еще многое предстоит узнать, – глядя в пол, ответила Вероника.
– Конечно, конечно. – (Они подошли к двери мастерской.) – Рейнхарт, чему вы обучаете дочь?
– Анатомии, физиологии, часовому делу.
– Вы бы позволили мне преподавать ей анатомию? Могу побиться об заклад: вы непревзойденный механик, но никудышный учитель.
– Я так не думаю, – хмуро ответил Рейнхарт. – И потом, откуда у вас найдется время? Вы же заняты своими исследованиями и даете уроки королю.
– Месье, вы учите короля?
Ее изумление вызвало у Лефевра улыбку.
– Конечно, я выгляжу совсем не как королевский наставник, но так оно и есть, дорогая: я даю его величеству уроки в Версале.
– И чему именно вы обучаете короля?
– Короля очень интересует, как работает человеческий организм, а также принципы действия часов и прочих инструментов. Знаете, Рейнхарт, я порекомендовал королю как-нибудь побывать в вашей мастерской и посмотреть на вас за работой. Не сомневаюсь, он будет очарован вашими созданиями. Сейчас его особенно занимает то, как человеческое тело движется и воспроизводит себя. Я говорил с ним об электричестве и способности электричества стимулировать сокращение мышц у животных.
– Надеюсь, вы не даете ему упражняться на живых экземплярах? – спросил Рейнхарт.
– Нет, конечно. Он делает опыты преимущественно на мертвых лягушках. На угрях. Иногда на кошках. Словом, на всех умерших обитателях его зверинца. На прошлой неделе это была мангуста. А еще мы постоянно пытаемся оживить его любимых цыплят. Они, знаешь ли, иногда падают с крыши, – с усмешкой сообщил Веронике Лефевр, – и это ужасно огорчает короля. Или цыплята становятся добычей его многочисленных собак.
– Но почему король держит цыплят на крыше? – подавляя улыбку, спросила Вероника.
– Наверное, чтобы уберечь их от собак.
– И как же король намеревается всех их оживить? – спросил Рейнхарт.
– У него есть некоторые идеи, но они… весьма туманны. Видите ли, королю угодно быть настоящим ученым, человеком просвещенным и изобретательным. Он считает это своим путем к величию, о котором не всегда можно говорить. А пока мы закупаем новые партии цыплят. – Лефевр подмигнул Веронике. – Как проходила твоя учеба в монастыре? Думаю, там не слишком интересовались анатомией.
Веронике вспомнилось тело Христа, изображенное с анатомической безупречностью, кровь, струящуюся из правого бока, лоб, исколотый терновым венцом.
– Месье, я очень рада, что вернулась домой, – сказала она, печально улыбнувшись Лефевру.
Он задумчиво посмотрел на девушку:
– И мы рады твоему возвращению. Рейнхарт, будьте любезны, распорядитесь, чтобы нам подали подогретого вина. Я насквозь продрог.
– Сейчас распоряжусь. А потом мы поговорим о делах, которые требуется обсудить.
Мужчины переглянулись. Очевидно, было то, о чем отец ей не говорил и говорить не собирался. Ничего, она сама узнает. Когда растешь и рядом нет взрослых, способных надежно тебя защитить, ты вырастаешь наблюдательной, смышленой и изобретательной.
– Вероника, попроси служанку принести нам вина и печенья. Затем возьмись за сочинения Уильяма Гарвея, которые я тебе дал. Позднее мы с тобой поговорим о них.
– Вынуждена вас покинуть, месье, – сказала Лефевру Вероника, сделав реверанс.