Заводная и другие (сборник)
Шрифт:
Эмико молчит.
Чешир залезает на кровать – девушка сгоняет животное, – запрыгивает снова, видимо, предчувствуя скорую возможность поживиться падалью.
Андерсон делает слабую попытку приподнять руку и хрипло произносит:
– Не надо. Пусть сидит.
49
Из доков выходит целое войско сотрудников «Агрогена». Канья и ее подчиненные – почетный караул заморских демонов – вытянулись по стойке «смирно». Фаранги щурятся от тропического солнца, готовясь прибрать к рукам страну, которую
– Самоуверенные-то какие, – негромко произносит Паи.
Она вздрагивает, услышав собственные мысли, но ничего не говорит, только ждет и смотрит, как Аккарат встречает этих существ. За главного у них хмурая светловолосая дама по имени Элизабет Бодри – само воплощение сути «Агрогена». На ней, как и на остальных, длинный, в пол, черный плащ, на котором поблескивают фирменные колосья. Радует одно: в этих мерзких одеждах им должно быть невыносимо жарко. Лица фарангов залиты потом.
– Вот их отведешь в банк семян, – говорит ей Аккарат.
– Вы уверены?
– Им нужны только образцы, новый генный материал. Королевству от этого тоже будет польза.
Канья рассматривает людей, которых недавно называли демонами-калорийщиками и которые теперь нагло разгуливают по Крунг Тхепу, Городу Божественных воплощений. С кораблей сгружают ящики зерна – на каждом ярко отпечатана эмблема «Агрогена» – и заполняют ими запряженные мегадонтами повозки.
Догадавшись, о чем думает Канья, Аккарат говорит:
– Прошло то время, когда мы отсиживались за своими стенами и надеялись на выживание. Пора вступить в контакт с внешним миром.
– Но семенной банк! Это же наследие короля Рамы! – не повышая голоса, протестует Канья.
– Они возьмут только образцы. Не стоит так переживать. – Аккарат приветствует очередного фаранга, пожимает ему руку на заморский манер, говорит на ангрите, указывает путь, потом поясняет своей спутнице: – Это Ричард Карлайл. С насосами наконец решено. Сегодня днем он отправит за ними дирижабли. Немного удачи, и мы успешно переживем сезон дождей. – Тут Аккарат добавляет значительно: – Ты осознаешь, ты понимаешь, чем я тут занимаюсь? Лучше пожертвовать небольшой частью страны, чем сразу всем королевством. Есть время вести войны, но есть и время вести переговоры. В полной изоляции нам не выжить. История показывает, что налаживать связи с остальным миром необходимо.
Канья в ответ сухо кивает.
За ее плечом вырастает Джайди.
– Зато Ги Бу Сена им ни за что не получить.
– По мне, так лучше отдать его, чем банк семян.
– Да, но потеря Ги Бу Сена злит их гораздо больше. – Призрак показывает на Бодри и говорит: – Вон та порядком взбеленилась, кричала даже. Совсем потеряла лицо – расхаживала туда-сюда, руками вот так размахивала, – изображает он женщину-фаранга.
Канья ухмыляется.
– Аккарат тоже был сердит. Весь день меня выспрашивал, как так вышло, что мы позволили старику сбежать.
– Он очень хитрый.
– Кто –
– Нет, генхакер.
Прежде чем Джайди успевает посвятить Канью в свои соображения, подходит Бодри со специалистами по семенам, а вместе с ними старый китаец-желтобилетник. Последний замирает, вытянувшись по струнке, и, приветственно кивнув, сообщает:
– Я буду переводить для куна Элизабет Бодри.
Канья заставляет себя ответить вежливой улыбкой, попутно разглядывая прибывших. Вот до чего дошло – фаранги с желтобилетниками.
– Реальны одни перемены, – вздыхает Джайди. – Тебе не помешало бы об этом помнить. Цепляться за прошлое, переживать о будущем… Все в этом мире – страдание.
Фаранги ждут, проявляют нетерпение. Наконец Канья дает им знак и ведет по разрушенной боями улице. Издалека, со стороны якорных площадок, доносится выстрел из танкового орудия – должно быть, группа непокорных студентов, тех, чье представление о чести иное, чем у нее. Канья подзывает двоих новых подчиненных – Маливалайю и Ютхакона, если верно запомнила их имена.
– Генерал, – начинает первый, но она делает недовольное лицо.
– Я говорила – никаких генералов. Хватит этой ереси. Я капитан. Если Джайди хватало такого звания, то и мне другое незачем.
Маливалайя делает ваи, прося прощения.
Канья приказывает усадить фарангов в удобное чрево дизель-угольного автомобиля. Ей не знакома подобная роскошь, однако она сдерживает эмоции при виде этого неожиданного откровения о богатстве Аккарата. Шурша колесами, машина мчит их по пустынным улицам к Священному столпу.
Четверть часа спустя они выходят под палящее солнце. Монахи почтительно склоняют головы, признавая тем ее, Каньи, власть. Она кланяется в ответ, чувствуя себя при этом скверно: в этом самом месте Рама XII поставил министерство выше самих монахов.
Служители открывают ворота и ведут новоиспеченного генерала вместе с ее окружением вниз, в прохладное подземелье. Герметичные двери отходят вверх, с шипением от перепада давления вырывается очищенный, идеальной влажности, зябкий воздух. Температура падает, Канья сдерживает желание обхватить себя за плечи. За чередой защищенных тройной системой безопасности дверей, которые приводит в движение энергия угольных моторов, тянутся коридоры.
Терпеливо ожидающие гостей монахи в желтых облачениях почтительно расступаются перед Каньей, которая напоминает Бодри:
– Не заденьте их случайно, они дали обет не прикасаться к женщинам.
Желтобилетник переводит. Вслед за резкими звуками незнакомого языка она слышит взрыв смеха, но заставляет себя не обращать внимания. Чем ближе банк семян, тем возбужденнее голоса Бодри и ее генхакеров. Китаец даже не поясняет их нелепые возгласы, но по довольным лицам все ясно и без слов.
Канья ведет их все глубже в подземелье, к хранилищу, а по пути размышляет о том, что такое преданность. Лучше расстаться с конечностью, чем с головой. Тайцы практичны, поэтому пока другие страны гибнут, королевство продолжает существовать.