Заводная ракета
Шрифт:
— По мне так лучше бы его отпустили, — открыто сказал Фатима. — Он достаточно настрадался. Но я знаю, что освободить его ты пока не можешь. Он хорошо ко мне относился, еще когда мы были новичками, поэтому мне в радость навещать его и пытаться как-то подбодрить.
— Ладно. — Так пожелал сам Нино, а идей получше у Ялды пока что не было. — Просто пообещай, что скажешь, как только начнешь испытывать трудности.
— Хорошо. — Фатима качнулась на веревках назад, как будто собираясь уходить, но затем остановилась. — Ах да, на обратном пути я и в лес заглянула.
Ялда едва не забыла о своей просьбе. Наблюдение за крошечным островком
— Не так пыльно, как на полях и в садах, — ответила Фатима. — В воздухе полно веточек, лепестков и мертвых червей, но крупнее них ничего не было — ни деревьев, вырванных из земли, ни древесников, барахтающихся под потолком, я там не видела.
— Рада это слышать.
— Правда, с пшеницей, по-моему, дела обстоят не так хорошо, — добавила Фатима.
— С пшеницей?
— На одной из полян есть участок земли, засеянный пшеницей, — объяснила Фатима. — Выглядит все так, будто стебельки перенесли туда целиком — выкопали на поле и посадили заново, а не вырастили сразу на этом участке. Но когда я там была, все их цветки были закрыты.
— Понятно. — Ялда была озадачена; кому бы ни принадлежал этот эксперимент, ее этот человек в известность не поставил.
Ялда отослала Фатиму на занятие по физике, а сама занялась поисками Лавинио, выполнявшего обязанности главного агронома. Согласно записке у входа в его кабинет, ближайшие две череды он должен был провести в полях, несколькими ярусами ниже. Ялда попыталась убедить себя проявить терпение; она не ожидала, что ее будут держать в курсе всей научной деятельности на Бесподобной; к тому же, она вполне могла вызвать неприязнь со стороны Лавинио, решившись покинуть свои обычные места пребывания только ради того, чтобы расспросить его о каком-то тривиальном эксперименте
Вот только насколько тривиальным он был в действительности? Фермеры были слишком заняты, пытаясь оптимизировать уборку урожая в условиях невесомости, чтобы высаживать пшеницу в лесу с единственной целью проверить необоснованную гипотезу о влиянии соседних растений на скорость роста. Никто не стал бы этим заниматься, не будь это важно.
Ждать две череды она не могла.
Под действием невесомости лестничные пролеты из источника нескончаемого каторжного труда превратились в самую комфортную транспортную магистраль Бесподобной. При помощи пары веревок, находившихся в ее полном распоряжении, и не видя никого в поле зрения, Ялда перешла на более быстрый способ передвижения: она подталкивала себя вперед одновременным усилием четырех рук, затем отпускала веревку и старалась как можно дольше двигаться по баллистической траектории, после чего снова касалась веревок теми руками, которые были необходимы, чтобы скорректировать боковой дрейф и восстановить скорость. Мимо проносились освещенные мхом стены, а угрожающие края винтообразного желоба, окружавшего Ялду и своими зазубренными ступеньками возвещавшего головокружительное падение, которое в конце должно было непременно размозжить ей голову, только усиливало ее победоносное чувство контроля. Все казалось возможным, если тебе удавалось выжить, сбросившись с лестницы высотой в целую гору.
Чтобы
Переоснащение этого зала было сделано на скорую руку — с крюков на стене свисало лишь несколько непарных опорных веревок, поэтому, чтобы попасть в сам лес, Ялде пришлось оттолкнуться от каменной стены, а затем двигаться в воздухе по инерции. Правда, оказавшись посреди деревьев, благодаря их ветвям, она уже не испытывала недостатка в опоре для рук. Мимо нее, полные жизнерадостной силы, проносились темные зудни, которые исчезали через высверк после того, как появлялись. Испещренная зелеными пятная ящерица засеменила прочь с ее пути — с неизменной ловкостью цепляясь когтями за кору дерева. Какими бы древними и неизменными ни были их инстинкты, с переменами эти животные справились.
Она отыскала поляну, о которой говорила Фатима — и заодно встретила Лавинио. Чтобы было проще добраться до гибнущей пшеницы, он искрестил веревками небольшое пространство, где не росло никаких деревьев. Только сейчас Ялда почувствовала, что почва вместе со своим сетчатым каркасом находится под ней: сейчас она была воздушным шпионом, крадущимся сквозь лесной полог подобно древеснику из дедушкиного рассказа. Спускаясь, она постаралась издать как можно больше скрипов, чтобы никто не подумал, будто она подкралась исподтишка.
Лавинио молча наблюдал за приближением Ялды. Его мрачное лицо не выражало никакого удивления, будто его уже постигла такая неудача, что он только и ждал непрошеного гостя, готового заявиться именно в этот момент.
— Можешь объяснить мне, зачем это нужно? — спросила она, карабкаясь вниз по стволу, а затем ухватившись за одну из его веревок.
— Я надеялся, что деревья, возможно, научат пшеницу, — ответил он.
— Чему научат?
— Где находится верх.
Ялда подтянулась ближе. К ее смущению лесной пол снова стал для нее вертикальным, превратившись в стену пещеры, из которой окружавшие их стволы торчали как гигантские ощетинившиеся побеги. Стебли пшеницы, впрочем, тянулись вдоль деревьев — но, по-видимому, их так посадили специально, так чему же здесь учиться?
— Я не понимаю, — сказала она. — Разве на полях что-то не так? — Она указала на серые обвисшие цветки пшеницы.
— Да, но иначе, чем здесь, — ответил Лавинио. — Здесь цветки не знают, когда нужно открываться; местный свет почему-то сбивает их с толку. Но на полях зрелые растения по-прежнему здоровы.
— Это хорошая новость. А что с семенами?
Лавинио опустил руку в землю между стеблями и немного покопавшись, извлек одно из семян. Скорее всего, туда его поместили вручную, в рамках отдельного эксперимента; ни одно из окружавших его больных растений не смогло бы произвести семена и тем более не обладало способностью внедрить их в землю.