Завоеватель
Шрифт:
А как еще назвать тех, кто за время моей встречи с, так сказать, общественностью, не проронил ни слова? Понятно, что встретиться со мной позволили лишь тем, кто должен проявлять лояльность эмиру. Уверен, что билярцы посчитали меня облапошенным, мол они подсунут носителей ушей, я залью в эти уши нужную информацию, ну и путь. Главное, это подготовиться для новых штурмов, хоть и день без атак прожить.
Вот только, я уверен, что буду услышан. По-любому, новости разлетятся по всему городу и люди озаботятся своей безопасностью.
— Когда мы войдем в город, а мы это сделаем, кто не последует требованиям,
Я развернулся и уехал, оставляя слушателей наедине со своими мыслями.
А вечером началось представление. Тысячи и тысячи воинов стали демонстративно проходить мимо стен Биляра. Порой некоторые совершали по три ходки, описывая после «проходки» дугу, дабы скрыться от глаз защитников Биляра. Потом воины становились в очередь, меняли накидки, или одевали плащи, и вновь прохаживались. Вдали мы так же создавали видимость прихода большого количества конницы. Как уже ранее испробовано, «садили» на коней чучела и так прохаживались, удаляясь в лес. Кроме того, были возвращены многие половцы, которые резвились по округе, все больше увеличивая радиус зоны своих действий.
Представление было столь массовым, что я даже подумал, что перебор. Так, если подсчитать, то у защитников может создаться впечатление, что к нашему войску присоединилось более пятидесяти тысяч воинов. Впрочем, пусть так и думают. Уверен, что, как минимум, моральный дух был подорван и этим спектаклем тоже. Когда воин считает, что он обречен, он не будет стоять до конца, не сможет подавить в себе инстинкт самосохранения и побежит. Надежда — вот часто единственное, что удерживает воина.
— Мы сделали все, что только можно, чтобы Биляр сдался. Ночью начинайте массовый обстрел крепости, — приказывал я на Военном Совете.
— Создаем светло горючим и идем на приступ? — уточнил Никифор.
— Под самое утро, с рассветом, — отвечал я. — Все воины отдохнули, помолились, поели?
— Все, воевода-брат, — отвечал Боброк, которому я лично поручил проследить на качественным отдыхом наших воинов.
Экономить сегодня на еде никто не будет, на ночь все поедят до сыта, а вот перед самым боем есть не нужно, или очень легко перекусить.
— Начинаем! — решительно сказал я и уже собирался уйти, как…
— Воевода, к тебе пришли, — сообщил десятник личной моей стражи, входя в избу.
— Докладывать не научился? — зло отреагировал я на появление воина. — Ждешь моего вопроса: кто именно пришел?
— Прости, воевода. Так я и не знаю кто он. Из Биляра, стало быть, — воин пожал плечами.
Хотелось воскликнуть, что приходится работать с идиотами, но вспомнил, насколько десятник умелый воин. Он не думает, он часто, словно зверь, чует опасность и понимает то, как нужно действовать в разных обстоятельствах.
Я
Из двух сотен врагов, моя полусотня сделала просто фарш. Я так же обагрил свою саблю тремя противниками. А не случись так, что мы были готовы и направили самострелы в нужное направление? Не факт, что и выдюжили бы, несмотря на доспехи и что мы были верхом, в отличие от булгар.
— Пусть заходит! — сказал я. — Только проверь на оружие.
Чинно поклонившись, в избу зашел темноволосый, с рыжей бородой в халате мужчина. Тюрбан, который был на нем, не украшен, как это было принято у богатых булгар, но явно из дорогой парчи и даже с шелковой лентой по окантовке. Так что у меня сомнений не было, что передо мной знатный купец, ну или богатый землевладелец.
— Я могу говорить при всех? — спросил гость.
Я окинул взглядом собравшихся, среди которых был и Ибрагим, согласившийся стать тем, кем я ему предложил быть, нашим ставленником, затычкой при вакууме власти. А еще он должен был участвовать со своими людьми и с некоторыми бывшими пленными, что решили повоевать за свое будущее с соплеменниками, в штурме. Пусть на деле докажет правдивость своих слов, ну и замажется в крови.
— Говори! — сказал я, решая, что приставлю к Ибрагиму еще одну сотню из бойцов Стояна, чтобы тот точно не убежал и не рассказал о наших планах.
— Скажи мне воевода, когда будет приступ, чтобы мы начали восстание внутри города. И поклянись на кресте, что не тронешь никого, кто будет в юго-западной части ремесленного-купеческой части города, — сказал незнакомец.
— Представься! — потребовал я.
— Валидбек, — сказал гость, не сводя глаз с Ибрагима.
Тот, будто вжался в стол, явно нервничая.
— Я отец старшей жены его, — гость указал пальцем на Ибрагима.
— Значит ты уважаемый человек и может останешься таким же и после войны, или стать большим, чем сейчас. Мы не будем разорять ту часть города. Уведите как можно больше людей, оттяните на себя как можно больше защитников, — я, нахмурив брови, посмотрел на мужчину. — Но жду от тебя сведений, как залог того, что ты говоришь правду. Многое нам известно, вот и сравню с твоими словами.
Оказалось, что в городе начинаются брожения. Есть люди, которые требуют от эмира договариваться. Булгары считают, что на переговорах я могу пойти дальше, чем сейчас обещал, и вовсе оставить в покое Биляр. Люди уверены, что для них все закончится только лишь сменой правителя, ну и откупными для нас.
Ошибаются, конечно. Но на данном этапе такое общественное мнение мне только на пользу.
— Еще до рассвета вы должны действовать, как только на город обрушится град камней и огонь. Бить по местам, где вы укроетесь не будем. Но ты будь верен своим словам, — сказал я и отпустил Валидбека.